Но нельзя ему, как и оному путешественнику, не верить убеждению собственному: он ясно видит, что чувства вносят в его разум образы вещей; и притом также принужден признаться, что сии вносимые в его понятия вещи некоторые суть добрые, а некоторые суть злые.
Dangers de ce système
Как же поверить тем, которые запрещают ему разбирать вещи, и утверждают, что все они суть ни добры, ни злы, а одинаковой сущности? Не должен ли паче вознегодовать на них, и остерегаться столь опасных учителей?
Сие есть, повторяю, обыкновенное искушение мыслям человека, и притом самое прелестное, которым злое Начало более всего может воспользоваться, ибо когда упоит человека сим мнением, что не надобно делать разбору в вещах, его окружающих, легко приведет его в ту же неизвестность и беспорядок, в который и сам впал, отторгнувшись от всякого Закона.
Но если Правосудие всегда надзирает человека, то надлежит ему иметь и средства распознавать хитрости врага своего, и разрушать по изволению все его предприятия; иначе не был бы он наказуем за то, что попустил себя обмануть. Средства же сии должны иметь основание в собственном естестве человека, которое не может изменяться, равно как и естество Начала, от коего он произошел. И так собственная его сущность, будучи не совместна с ложью, рано или поздно откроет ему обман, и естественным образом приведет к истине.
Я употреблю теперь сии же самые средства, общие мне со всеми людьми, чтобы показать им опасность и нелепость сего мнения, разрушающего их блаженство, и удобного погрузить их в бездну беззакония и отчаяния. Довольно я доказал нашими страданиями нашу свободу; и так я спрошу Материалистов, как могли они ослепиться до того, что им кажется человек токмо машиною? Я бы желал, чтоб они по малой мере признались чистосердечно в том, что сия машина есть действующая, и содержит в себе начало своего действия; иначе ежели бы она была совершенно страдающая, то принимала бы в себя все, и ничего бы не издавала от себя.
Faculté innée dans l’homme — Врожденная способность человека
Но как скоро показывает она некоторую действительно, то должна не отменно иметь в себе силу, могущую показать сию действительность. Я не думаю, чтобы кто-нибудь стал утверждать, что сию силу получаем мы от чувствований. Думаю также, что человек без сей врожденной ему силы не мог бы ни приобретать, ни сохранять познания о какой-либо вещи, что мы и примечаем в существах неосмысленных. Из сего явствует, что человек содержит в себе семя света и истины, которых знаки столь часто являет. Не довольно ли сего к опровержению сего дерзкого учения, уничижительного для человека?
Но мне тотчас сделают возражение, что не только скоты, но все Существа телесные производят действия внешние, из чего следует, что все сии существа имеют нечто в себе, и не суть простые машины. И тогда спросят у меня: какая же разность между их Началом действия и Началом, находящимся в человеке? Сию разность легко тот усмотрит, кто обратит к ней внимание, и читатели мои узнают ее, когда устремят взор свой на причину сей ошибки.
Некоторые Существа суть разумеющие, а некоторые суть токмо чувствующие; человек вместе и то, и другое. Вот в чем загадка! Сии разные отделения существ имеют каждое и Начало действия особливое; человек один оба сии начала соединяет в себе, и кто только потщится их различить, легко решит все затруднения.
De l’ancienne enveloppe de l’homme — О древней оболочке человека
Человек по своему происхождению пользовался всеми правами разумного Существа, хотя имел на себе наружный покров; поелику во временной стране ни одно Существо не может пробыть без одеяния. Теперь, когда уже я довольно о сей одежде открыл, признаюсь, что непроницаемая та броня, о которой выше мною сказано, ничто иное была, как первая одежда человека. Но почему же она была непроницаема? Понеже она, будучи единственною и простою, по превосходному своему естеству не могла ни коим образом разделиться, и Закон состава стихийного не имел над нею никакой силы.
De la nouvelle enveloppe de l’homme — О новой оболочке человека
По падении своем человек облечен в одежду тленную, которая, будучи сложная, подверглась разным силам Чувственного, действующим попеременно и разрушающим друг друга. Но сим покорением чувственному не лишился он достоинства разумного существа. И так он стал быть велик вместе и мал, смертен и бессмертен, всегда свободен в разумных своих действиях, но в телесных связан законами, не зависящими от его воли; кратко сказать учинясь вместилищем двух Естеств противоположных, попеременно показывает действа оных столь ясным образом, что нельзя их не распознать. Ибо ежели бы теперешний человек не имел ничего в себе, кроме чувств, как системы человеческие утверждают, то все его действия всегда были бы единообразны, и были бы чувственные токмо, то есть, по примеру скотов, человек усильно стремился бы единственно удовольствовать телесные нужды, никогда не противясь побуждению оных, разве чтобы только уступить сильнейшему побуждения, которое однако тем не менее было бы едино, и которое, всегда родясь от чувств, действовало бы только над чувствами и принадлежало бы всегда чувствам.
Deux Etres dans l’homme — Два Существа в человеке
Но для чего же человек имеет власть не следовать иногда Закону чувств? Для чего может себе отказывать в том, чего чувства требуют? Для чего, побуждаем гладом, имеет силу отвергать вкуснейшую пищу, ему представленную? Для чего иногда попускает нужде телесной мучить себя, пожирать и даже умертвлять, и сие делает, видя пред собою то, что могло бы его наилучшим образом удовольствовать? Ежели, в человеке находится единое действующее Существо то, как же может он волею своею действовать противно чувствам? Сии два столь противные действия, оказываясь в единое время, могут ли иметь один источник?
Тщетно мне скажут теперь вопреки, что воля так действует ради побуждающей некоей причины. Говорю о свободе, довольно я истолковал, что воля человеческая, будучи сама себе причина, имеет власть решиться на что-нибудь сама собою без всякого побуждения внешнего, иначе она е должна бы называться волею. Но положим, что воля действует по побуждению; бытие двух Естеств в человеке тем не менее покажется; ибо побуждению сему должно прийти от инуда, а не от чувств; поелику оно направляет волю противу чувств; и пелику человек в то самое время, когда тело его стремится существовать и одушевлено быть, может пожелать предать его страданию, истощить, или и совершенно разрушить. Сие двоякое человека действие убедительно доказывает, что в нем находится не одно Начало.
Le sensible dans la bête — Чувства Животного
В Существах напротив того чувственных не видно иных знаков, как только что они суть. Правда, надобно быть в них воле, издавать от себя и показывать то, что чувствования в них производят; иначе все, им сообщенное, было бы ничто и не производило бы никакого действия. Но я не думаю погрешить, уверяя, что самые лучшие, стройнейшие действия скотов никогда не восходят выше чувственного. Они, как и все Существа Натуры, должны сохранять свое неразделимое; и для исполнения сей должности получают с жизнию вместе все потребные силы, соразмерные опасностям, коим они подвергаются по их роду во время течения их жизни, в рассуждении ли обстоятельств произведения их на свет и во всех других происшествиях, умножающихся и разнящихся по различности родов сих Существ, так как и всякого неразделимого. Но спрошу я, усмотрел ли кто в скотах какое действие, не стремящееся единственно к сохранению благосостояния тела, и показали ли скоты когда-либо истинный знак разумения?
Многие обманываются тем, что в некоторых скотах примечают способность привыкнуть к действиям, им несродным: скоты понимают, помнят и часто как бы разумом и памятию одаренные поступают. Сие примечание могло бы сделать нам затруднение, ежели бы не утверждены были выше сего наши начальные положения.
Я сказал уже, что поелику скоты являют внешние действия, то необходимо должно быть внутри их Началу действующему, без которого не могли бы они существовать; и сие Начало руководствуется чувствами, а целию своею имеет сохранение тела. Двумя способами человек приобучает скотину: бьет ее, или дает ей пищу, и чрез то по своему изволению управляет действующим Началом животного, которое, стремясь единственно к содержанию своего бытия, производит такие действия, которых бы оно никогда не произвело, оставлено будучи собственному Закону. Страхом, либо приманкою пищи принуждает человек скотину, распространить и умножить свое действие. Из сего явствует, что сие Начало, будучи действующее и чувственное, способно ко впечатлениям, ежели же оно может впечатления принимать, то может оные и сохранять; ибо для продолжения действий нужно только продолжение впечатления. Восприятие впечатлений и сохранение оных доказывает токмо то, что животное способно к навыку.
De l’Etre actif dans la Bible — Активное Начало в Библии
И так безопасно можем утвердиться в том, что действующее Начало скотов способно при помощи человеческого искусства приобресть навык к разным действиям; ибо как в сродных скоту действиях, так и в тех, к которым оной приобучен, не видно ни одного шага, ни одной черты, в которых бы чувственность не была руководителем и побуждающею причиною всего. И так, смотря на удивительные действия скотины, буду я удивляться; но мое удивление не распространится до того, чтобы признать в ней Существо разумное: я вижу в ней чувствующее токмо Существо, а чувствующее не есть разумное.
Des habitudes dans la bête — Привычки в Животном
Для яснейшего различения Животного от разумного Существа не должно ли принять в рассуждение Существа, которые ниже Животного, как то Растения и Минералы? Сии нижайшей степени Существа являют внешние действия, например, растут, плодятся, рождают и прочее. Посему не можем сомневаться, чтобы и они, как животное, не имели врожденного им действующего Начала, от коего проистекают все сии различные действия.
И хотя видим в них Закон живый, сильно стремящийся к своему исполнению, но мы никогда не приметили в них ни малейших знаков печали, радости, страха, желания и всех страстей, свойственных животному. А из сего заключаем, что как Начало животных весьма различествует от начала нижайших существ, не смотря на общее обоим сим родам свойство расти: так и человек имеет обще с животным действующее Начало, способное к действиям телесным и чувственным; но существенно отличается своим Началом разумным, которое не терпит никакого сравнения с животным.
De l’intellectuel et du sensible — Об интеллектуальном и чувственном
И так от несмысленного разбирания всеобщей цепи, в которой каждое Существо придерживается предыдущего себе и последующего Существа, смешали люди разные доли цепи, составляющие теперешнего человека, и не различили его от Начала нижайшего и чувственного, с которым он соединен на время.
Какую же доверенность должны мы иметь к таковым системам, в воображении человеческом рожденным и утвержденным на основании, очевидно ложном? И какое доказательство быть может сильнее чувства и опыта?
Manière de distinguer les trois règnes — Способ различения трех царств
Я намерен при сем случае войти в некоторые подробности в рассуждении различения и связи трех царств натуры, дабы вяще удостовериться в истинах, сказанных мною о разности существ и их сродстве. Я скажу предварительно, что таковое рассматривание должно было быть несродно человеку, и сие есть его несчастие, что он принужден искать вне себя доводов для познания себя и своего естества; ибо естество его содержит в самом себе свидетельства яснейшие, нежели те, которые найти он может в рассматривании вещественных и чувственных творений.
Науки человеческие не подают нам никакого верного правила для разграничения трех Царств; оное можно учинить, следуя токмо порядку, сообразному Натуре: во-первых, в число Животных надлежит поместить Существа телесные, которые содержат в себе все пространство Начала их плодотворящего, которые, следовательно, имея единое Начало, не имеют нужды для произведения в действо своего Начала быть неотделимыми от земли, но получают плотское свое бытие от теплоты материнской, произошедшей ли от недр сея матери, или от вне сообщенного огня, как сие бывает в плодотворении Существ, рождаемых в яйце; или получают они оную от солнца, или совсем от другого огня.
Наконец, к минералам должно относить все те Существа, которые равномерно имеют в земле свою матку, растут в оной и укрепляются; но имея свое происхождение от трех действующих сил, не дают никаких знаков своего рождения; ибо они суть страдающие, и три действующие силы, их составляющие, собственно им не принадлежат.
По сим правилам, единожды утвержденным, ежели нужно узнать, к Растениям, или к Животным принадлежит такое-то Существа: то должно смотреть, от соков ли земных, или от произрастений получает оно свое питание. Если оно совокуплено с землю так, что отделясь от оной, умирает, то оно есть Растение. Когда же не соединено с землею, хотя питается ее произведениями, то будет оно Животное, какие бы впрочем средством ни происходило телесное его растение.
Гораздо труднее различить Растение от Минерала, нежели от Животного; ибо у Растений с Минералами столь много сходства и общих свойств, что не всегда удобно можно их друг от друга распознать.
Progression quaternaire universelle — Универсальная Четверная пропорция
Сие затруднение происходит от того, что разность родов Существ телесных всегда содержится в пропорции геометрической Четверной. Ибо в истинном вещей порядке чем выше восходит степень могуществ, тем более могущество слабеет; ибо тем тогда отдаленнее бывает от первого могущества, из коего все последующие проистекают. И так первые члены прогрессии, будучи ближе к члену коренному, имеют свойства действительнейшие, из коих следственно исходят произведения ощутительнейшие и которые удобнее можно различать. Но когда же сила в способностях уменьшается по мере умножения членов прогрессии, явствует, что произведения последних членов должны иметь между собою различия, едва ощутительные.
Вот для чего труднее Минерал отличать от Растения, нежели Растение от Животного; ибо в Минерале содержится последний член прогрессии созданных вещей.
По сему же правилу надлежит судить и о прочих Существах, которые как бы среднее занимают место между разными царствами Натуры, и которыми как бы связываются оные царства; ибо прогрессия числа есть непрерывна, не имеет границы, ниже какого-либо отделения. А для совершенного узнания степени какого члена в сей прогрессии, потребно знать хотя один радикс (корень); но сие знание человек потерял, лишась первобытного своего состояния. Он не знает ныне радикса никакого числа; потому что не знает первого из всех радиксов, что и увидим в последующем.
Равномерно принадлежит правило четверной Прогрессии к Существам, находящимся выше материи; ибо тут видна оного точность яснейшим образом, потому что сии Существа меньше удалены от первого члена сей прогрессии. Однако не многие поймут мои мысли о употреблении сего правила в Существах сего роду; сверх того мое намерение и мой долг препятствуют мне открыто говорить.
Если бы человек имел такую Химию, помощью коей мог бы он, не раздробляя тел, познать истинные их Начала: то увидел бы, что огонь есть собственность Животного, вода собственность Растения, а земля Минерала; тогда нашел бы он вернейшие знаки для распознания истинного естества Существ, и не мешался бы в различении их Ряда и Чина.
Union des trois elements — Союз трех элементов
Не хочу я принуждать его рассматривать, что сии три Стихии, долженствующие быть различительными знаками разных Царств, не могут существовать каждая особенно и независимо от прочих двух; я думаю, что сие довольно известно и не требует напоминовения, что в Животном хотя огонь царствует, но вода и земля непременно также находятся: равно и в прочих двух Царствах господствующее Начало необходимо сопряжено с прочими двумя. Сие примечание наше простирается даже и на меркурия, хотя некоторые Алхимисты никакого совсем не приписывали ему огня; но они должны были заметить, что меркурий минеральный получил только второе производство; и потому хотя имеет в себе, как всякое телесное существо, стихийный огонь, но сей огонь неощутителен, доколе вышний огонь не привел его в движение; и сие есть уже третье производство, коего докажу я необходимость к произведению растущего тела. Для сей-то причины меркурий хотя имеет стихийные в себе огонь, однако хладнейшее в натуре тело.
Я повторяю здесь, что я вступил во все сии подробности для защищения естества человеческого. Я хотел унижающим его и смешивающим со скотами показать, что они непростительно заблуждают в рассуждениях своих о человеке, даже и о тех существах, которые совсем стихийные, понеже мы находим бесконечные разнствия между Царствами Натуры, хотя оные в основаниях своих имеют равности между собою и подобия.
Supériorité de l’homme — Превосходство человека
Мы видим, что во всех отделениях Существ нижнее отделение не имеет ни малейшей частицы того, что отменно является в вышнем. И так когда в телесных Существах, которые ниже человека, никаких не усматриваем знаков разумения, то не можем не утвердить, что один он на сей земле одарен сим высоким преимуществом, хотя по стихийному его образу подвержен чувствительности и всем скотским вещественным действиям.
И так те, которые покушались отнять у человека изящнейшие его права, основывая свое мнение на том, что человек покорен и присоединен облежащему его Существу телесному, представили нам в доказательство истину, признанную и нами; ибо мы все знаем, что человек не получает никакого познания, как токмо чрез чувства. Но поелику они далее не хотели простирать своих исследований, то и остались во мраке, и других в оной вовлекли.
Да и действительно, в теперешнем несчастном состоянии человека всякая идея должна проходить к его разуму чрез чувства; и надобно притом признаться, что человек, не властен будучи располагать вещами и Существами, действующими над чувствами его, не может быть самовластным правителем идей, в нем рождающихся. Сверх сего, признавши доброе и злое Начало, как ныне доказано, и следовательно Начало добрых и Начало злых мыслей, не должно удивляться, что человек и тем и другим (мыслям) подвержен, и не может не чувствовать их.
De la pensée de l’homme —О мысли человеческой
Сие-то побудило Примечателей думать, что мысли и все нашего Разума способности имеют свое происхождение от чувств, Но, во-первых, они, смешав воедино два Существа, составляющие нынешнего человека, и не приметив двух в человеке противоположных действий, показующих ясно разность своих Начал, приписывают человеку одного только роду чувства, и все без разбору производят от его чувствований. Но ежели вникнуть в то, что я выше сего говорил, и хотя мало рассудить, то нельзя не признаться, что теперешний человек, обязан будучи править двум разными Существами, из которых он составлен, и не имея иных способов к познанию нужд того и другого, как токмо чувствительность, непременно и сию способность должен иметь двойственную; понеже он сам двойствен. Кто же сыщется столь ослепленный, который не обретет в человеке способности чувствования, относящейся к разуму, и способности чувствования, относящейся к телу? И не должно ли признаться, что сие разделение, почерпнутое из самой Натуры, может объяснить все заблуждения? И должен здесь уведомить, что в сочинении сем часто буду употреблять слова, чувство и чувственное, в отношении к телу; но о чувственном разумном я буду стараться говорить таким образом, чтобы не можно было сие знаменование смешать с первым.
Des sens de l’homme —О чувствах человеческих
Во-вторых, в каком бы виде ни рассматривали Примечатели чувственную способность человека, увидели бы, вникнув прилежнее, что наши чувства в самой вещи суть орудия мыслей наших, но не источники оных; а в сем состоит великая разность, а не приметить оную есть непростительная погрешность.
Так конечно: в том-то и состоит наше наказание, что некая мысль не может дойти до нашего разума непосредственно без помощи чувств, которые суть орудия, необходимо нужны в теперешнем нашем состоянии. Но ежели мы признали в человеке Начало действующее и разумное, которое столь явственно отличает его от прочих Существ: то сему Началу надлежит иметь в себе свои собственные способности. Единая в теперешнем печальном нашем состоянии осталась в нашей власти воля, врожденная в нас, которою человек пользовался во время своей славы, и еще пользуется по падении. И как чрез нее он пал в заблуждение, то ее же силою может он уповать возвратить прежние свои права. Она не допускает человека к стремнинам, с которых желают свергнуть его враги, и запрещает верить сей ничтожности, в которую тщатся они погрузить естество его; словом, ею учинился он бессильным противиться, чтобы добро и зло не сообщалось к нему, ею же самой к добру, или злу. не может он сделать, чтобы вещи ему не представлялись; но может набирать из них и избирать добрые. И я теперь не приведу иных доводов к сему, как то, что он страдает, и тем наказуется за то, что что избрал зло.
Разумеющий читатель, для которого я пишу, знает, что наказания и страдания, о коих я говорю, суть отменные от преходящих зол телесных, или согласием утвержденных, которые одни известны простому народу.
И так все покушения на низвержение достоинства человеческого не заслуживают нашего уважения; в противном же случае должно опровергнуть первые и крепчайшие основания Правосудия, выше нами утвержденные, равно и те общие всем человека и непременные идеи, которых никакое разумное существо оспаривать не может.
Droits de l’homme sur sa pensée —Права человека в мыслях
Я не вступлю в пространное рассмотрение, что воля человека в обыкновенном поведении его всегда ли по важности причины побудительной решится, или устремляется к деянию по единому чувства привлечению: я думаю, что и то, и другое может ее побуждать, и утверждаю, что человек, хотящий правильно поступать, не должен отстать ни того, ни другого средства; ибо как рассуждение без чувств приведет его в хладнокровие и недвижимость, так чувство без рассуждения может ввести его в заблуждение.
Но сии вопросы не следуют к моему предложению, и кажутся мне тщетными и бесполезными; и так оставляю я школьной Метафизике изыскивать, каким образом воля побуждается к действию и как действует. Человеку довольно знать того, что воля действует всегда свободно, и что сия свобода бывает источником его несчастия и виною всех его страданий, как скоро отступит он от Законов, долженствующих оную управлять. Но возвратимся к нашему предложению.
Хотя мы уверены, что все Существа непременно имеют нечто в себе, без чего бы они не имели ни жизни, ни бытия, ни действия; но мы не допустим того, чтобы они все имели одинаковое сие нечто. И хотя Закон сего врожденного им Начала единствен и всеобщий, но не скажем, что сии Начала суть равные и действуют единообразно во всех Существах; ибо примечания наши показывают нам существенную разность между ими, а особливо между Началами, врожденными трем Царствам вещественным, и между священным тем Началом, которым единый из всех Существ, составляющих сию вселенную, одарен человек.
Grandeur de l’homme —Величина человека
Ибо сие превосходство Начала действующего и разумного, человеку влиянного, не долженствует нас удивлять, когда воспомним свойство Четверной прогрессии, разграничивающей чины и способности Существ, и возвышающей естество их по мере приближения их к первому члену прогрессии. Человек есть вторая Степень от сего первого члена всеобщего родителя; Начало действующее вещества (материи) есть третья. Сие довольно показывает, что нельзя отнюдь положить между ими никакого равенства.
Méprises sur l’homme —Заблуждения человека
Обидные человеку системы проистекли от того, что Строители их не умели различать свойства наших чувствований. С одной стороны приписали Существу нашему разумному движения чувственного Существа, с другой смешали действия разумные с побуждениями вещественными, ограниченными как в их началах, так и содействиях. Не удивительно, что обезобразив так человека, нашли в нем сходство со скотами и ничего более; не удивительно, говорю я, что омрачив таким образом в нем понятие и размышление, не токмо не изъяснили ему, что такое добро и зло, но содержат его в непрестанном недоумении и неведении о собственном естестве, понеже закрыли от его очей те разности, которые одни могли бы его на пути наставить.
Moyens d’éviter ces méprises —Способы избежать этих заблуждений
Показавши, что человек есть разумен вместе и чувствен, надлежит приметить, что сии две разные способности должны необходимо являть себя чрез разные же знаки и средства; и что свойственные каждой из них чувствования, будучи совершенно различны, не могут ни коим образом представляться нам под единым и тем же видом.
И так главное дело человека долженствует состоять в непрерывном распознании бесконечной разности, находящейся между сими двумя способностями и между принадлежностями, им свойственными; и как обе они во всех почти действиях соединены, то всего кажется нужнее различать их тщательно и распознавать, что каждой из них свойственно принадлежит.
Во время краткого течения телесной жизни человека, способность разумная, будучи всегда сопряжена с чувственною, не может ничего получать, как токмо чрез нее; также и сия нижняя должна примеряться к порядку и правильности разумной способности. Из сего явствует, что когда человек, при столь тесном союзе сих способностей, хотя мало ослабеет, то не различит уже двух сих свойств, и не узнает, где сыскать свидетельства порядка и правды.
Сверх сего, поелику каждая из сих способностей может принимать впечатления добрые и злые, человек ежеминутному подвержен погрешению, и может смешать не токмо чувственное с разумным, но и то, что может быть полезно и вредно той, или другой способности.
Universalité de ces méprises —Универсальность этих заблуждений
Я здесь намерен рассмотреть следствия и содействия сей сопряженной с теперешним состоянием человека опасности, открыт погрешности, к которым от худого различения сих способностей пал он в рассуждениях своих как о Начале вещей, так и о произведениях Натуры и произведениях рук его и воображения; Познания Божественные, умственные, Физические, Должности человека гражданские и естественные, Художества, Законоположения, Учреждения и Постановления всякие, все сие вмещает мое теперешнее предложение. Смело скажу, что я почитаю сие рассмотрение обязанностью для меня; ибо ежели невежество и тьма, лишающие нас сих нужных знаний, несвойственны естеству человека, а суть следствия первых его заблуждений и прочих последовавших погрешностей; то главная должность его есть стараться возвратиться к свету, от которого он отступил; и и ежели сии знания принадлежали ему прежде до падения, то он не совсем их лишился; ибо текут они непрестанно из сего неисчерпаемого источника, в котором он получил рождение: словом, ежели человек, не смотря на свое мрачное состояние, в котором ныне находится, может иметь всегда надежду узреть Истину, и ежели к сему потребно только тщание и мужество; то не стараться о снискании вместного естеству нашему познания Истины есть презирать ее.
Частное употребление в сем сочинении сих слов: Способности, Действия, Причины, Начала, Действователи, Свойства, Силы, без сомнения возбудит опять презрение и негодование нынешнего века к потаенным качествам. Однако несправедливо было бы давать сие имя сему учению для того единственно, что оно ничего не представляет чувствам. То скрыто для глаз телесных, чего они не видят; то скрыто для разумения, чего оно не понимает А в таком смысле, спрошу я, есть ли что-нибудь скрытнее от глаз и разумения, как понятия, обще всеми принятые о вещах, мною предложенных? Они изъясняют Вещество (материю) Веществом, изъясняют человека чувствами, Создателя вещей Натурою стихийною.
И так глаза телесные, не видя ничего, кроме сложных вещей, тщетно ищут Начал стихийных, о коих им учителя сказывают, и не видят оных Начал; и так они обмануты.
Человек видит движение чувственных своих орудий, но не усматривает в них своего разумения.
Наконец, видима Натура представляет глазам творение великого Художника, но не являя смыслу причины вещей, оставляет неизвестным для нас Правосудие Владыки, любовь Отца и все намерения и советы Властителя. И так нельзя спорить, что все сии истолкования суть ничто, и ни малого не имеют подобия Истины; понеже всегда требуют новых истолкований.
Если же я от всех сих вещей отдалю препятствия, затиевающие их; если во всякой вещи направлю к истинному Началу мысль человеческую: то без сомнения мои изыскания будут не столь темны, как сих Исследователей. Ежели Примечатели действительно имеют омерзение к потаенным качествам, то прежде всего надлежит им переменить свой путь; ибо воистину нет мрачнее и сокровеннее той дороги, на которую они желают нас привлечь.
2. SOURCE UNIVERSELLE DES ERREURS —УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ИСТОЧНИК ОШИБОК
Все, что я сказал о человеке, рассматривая его в происхождении и первобытном величии, о низведшей его из оного развратившейся воле и о горестном его состоянии, в которое он погрузился, подтверждается следующими примечаниями дел и мнений того, которые он ежедневно рождает.
Те же Примечания можно сделать о первородной чистоте, низвержении и о мучениях теперешних Начала, учинившегося злым; течение всех сих заблуждений единообразно; погрешностей начальных, последовавших, и которые впредь последуют, есть и непрестанно будут одинаковые причины. Словом сказать, злой воле должно приписывать проступок человека и всякого другого Существа, одаренного преимуществом свободы; ибо сказано уже мною, что для узнания, законное ли было какого-нибудь действия основание, надлежит рассматривать следствия его. Ежели существо терпит злосчастие, то непременно оно виновно; потому что нельзя ему быть злосчастным, когда оно несвободное.
Des souffrances de la bête —Страдания Животного
Могут здесь в опровержение мне представить страдания скота: но возражение предусмотрено мною, и я потщусь решить его, не приступая еще к моему предложению; ибо сим оно не прервется.
Я знаю, что скот, как Существо чувственное, страдает, и потому некоторым образом почитаться может злосчастным; но прошу рассмотреть, не справедливее ли принадлежит наименование злосчастного тем Существам, которые, зная, что по естеству своему должны быть счастливыми, внутренно ощущают состояние о том, что они не таковы? В таком смысле не приличествует оно скоту, который на земли сей в своем точно месте, и которому совместно чувственное токмо благосостояние. И так когда повреждается сие благосостояние, он страдает, как Существо чувственное; но не видит ничего далее своего страдания: сносить его, старается даже прекратить его действием чувственной своей способности, и не рассуждает, предуготовано ли для него другое состояние: то есть, нет у него того, что составляет несчастие человека, сих угрызений совести и сей необходимости возлагать на самого себя вину своих страданий. Да и возможно ли сие? Скот не действует, его принуждают действовать.
Однако остается то нерешенным, за что он страдает, и за что столь часто лишен бывает сего чувственного блага, которое учиняло бы его столько счастливым, сколько скоту прилично. Мог бы я объяснить сие затруднение, ежели б позволено мне было распространиться о союзе вещей, и показать, до чего дошло зло ради заблуждения человека; но сие только могу указать: а теперь довольно упомянуть, что Земля не есть более дева, и сие то подвергнет ее и плоды ее всему множеству зол, воспоследовавшему от потеряния Девства.
И так можем справедливо сказать, что свободное токмо Существо может быть действительно злосчастным, к чему присовокуплю и сие, что ежели человек своею свободою подвергнулся болезням и трудам, то сия же самая свобода обязывает его непрестанно трудиться, чтобы загладить свое беззаконие; ибо чем более он не радеет о себе, тем более умножает свою вину, и, следовательно, тем вящему подвергается злополучию. Обратимся к нашему предложению.
Для руководства в предпринимаемом важном исследовании, которое ныне составляет существенную часть должности человека, заметим, что главная причина наших заблуждений в Науках есть та, что не наблюдаем Закона двух действий различных, который является во всех вообще Существах сотворенных, и часто приводит человека в недоумение.
De la double action —О повторном действии
Однако не удивимся, что каждое здешнее Существо подвержено сему двоякому действию; понеже мы выше сего признали две Натуры различные, или два Начала противоположные, которых власть оказалась от Начала вещей и непрестанно ощущается во всем Творении.
Впрочем, из обоих сих Начал одно токмо быть может существенное и истинно нужное; поелику далее ЕДИНОГО мы ничего не понимаем. И так второе Начало, хотя учинило необходимым действие первого Начала в сотворении, отнюдь не может однако иметь ни весу, ни числа, ни меры; понеже сии Законы принадлежат самому естеству первого Начала. Одно постоянное, всегда пребывающее, имеет жизнь в самом себе и от себя; другое, не имея ни правил, ни закона, производит действия токмо наружные и обольщающие разумение, вдавшееся сим мечтам.
И так ежели двойное содержание дало бытие и временную жизнь Вселенной, как видно сие из сказанного нами, то и частные тела необходимо должны следовать тому же Закону, и не могут ни возрождаться, ни продолжать своего бытия без помощи двойного действия.
Однако двойное содержание, правящее телами и всем веществом, не есть то же двойное содержание, которое происходит от противуположности двух Начал. Сие есть совершенно умное, и основание свое имеет в противных между собою волях сих двух Существ; ибо всегда в намерении только умном то, или другое из них действует над чувственным, или телесным, то есть, дабы разрушить умное действие противное. Но не таково двойное действие то, которому порабощена Натура; оно принадлежит только Существам телесным, чтобы споспешествовать их воспроизведению и их поддержанию; оно есть чистое, поколику управляется третьим действием, приводящим его в порядок; словом, оно есть необходимое средство, уставленное от источника всех степеней к строению всех вещественных его творений.
Но хотя в сем двойном содержании, которое принадлежит ко всему телесному, нет ничего нечистого, и ни который из его членов не содержит в себе зла; однако один только из них есть неколебимый и неразрушаемый, а другой преходящий и минутный, и потому недействительный для разумения, хотя содеяния его действительны для телесных глаз.
Немалый успех приобретем в наших знаниях, ежели дойдем до того, что можем различать свойство и содействия сих двух различных членов, или сих двух различных Законов, которыми держится телесное творение; ибо когда научимся распознавать их действие во всех временных вещах, то тем паче узнаем оное в себе самих. Да и действительно, нельзя вообразить, сколь тесно сопряжены ошибки наши, касающиеся до нашего Существа, с теми, которые относятся до Существ телесных и Вещества. Кто разумеет судить о телах, тот скоро приобретет разумение судить и о человеке.
Des recherches sur la Nature —Об исследованиях Природы
Первое заблуждение в сем роде есть то, что из вещественной Натуры составлено особое отделение и особая наука. Хотя люди видели, что сия ветвь есть живая и действующая, однако почли ее отделенною от древа; а от частого повторения сего отдельного вредного исследования и самое древо явилось им столь далеким от ветки, что они и не почувствовали нужды в его бытии; или по крайней мере, ежели бытие его и признавали, но почитали его существом отдаленным, которого голос вдали теряется, и которого бесполезно слушать, чтобы понимать и исполнять течение и Законы сей вещественной Натуры.
Если бы мы, подражая им, положили себе границы рассматривать Натуру только в самой себе, и как действующую без посредства внешнего Начала, то, правда, могли бы мы приметить ее чувственные и наружные Законы, но не могли бы похвалиться, что имеем совершенное о ней понятие; ибо со всем тем не знали бы мы точного ее Начала, которое являет себя токмо разуму, которое необходимо правит всем, что существует, и коего Законы чувственные и видимые не иное что суть, как токмо содействия (Résultats).
С другой стороны, ежели во время нашего между Существами сей вещественной Натуры пребывания, отдалим их совсем от наших исследований, стремясь постигнуть существо невидимого Начала: то подвергаемся опасности шествовать выше предложенной нам стези, а потому и не достигнем цели желаний наших, и получим токмо часть просвещения, нам назначенного.
Мы должны чувствовать невыгоду сих многих излищностей; они таковы, что ежели впадем в которую-нибудь, то можем быть уверены, что не получим никакого успеха. И ежели из сих двух Законов пренебрежем один для искания другого, то наше понятие будет ложное; понеже теперешний союз их неотменно нужен, хотя и не всегда был явлен. Наконец, хотеть ныне возвыситься к Началу первому, высшему и невидимому, без помощи Вещества, есть оскорблять и искушать оное Начало: равно как и хотеть познать Вещество, исключать первое Начало и силы, которыми оно поддерживает вещество, есть самое безумное нечестие.
De la Matière et de son Principe —О Веществе и Начале
мы не говорим, чтоб не определено было человекам иметь некогда совершенно познание первого Начала, не имея нужды присовокуплять к тому знание Вещества, так как после их падения было время, когда они совсем покорены были сему Закону Вещества, не будучи в состоянии помыслить о бытии первого Начала: в сие данное нам среднее время, находясь между двумя крайностями, не должны мы упускать из виду ни того, ни другого, ежели не хотим заблудиться.
Вторая погрешность состоит в том, что человек со времени заключения своего в стране чувственной искал, правда, Начала Вещества, понеже не мог сомневаться, что оное находится; но как в сем изыскании смешал он два Закона, то и вздумал, что Начало Вещества должно быть ощущаемое, как и самое Вещество, и желал подвергнуть и то и другое намерению телесных его очей.
Телесное же измерение прилично только Протяжению; Протяжение есть нечто составное, следовательно Существо сложное; но ежели человек не перестанет упрямо верить, что Начало Протяжения, или Вещества, есть то же, что вещество, то конечно надобно Началу сему иметь протяжение и быть ложну, как Веществу. В таком случае без сомнения телесные его глаза могут размерять Начало Вещества, колико дозволят границы человеческих способностей, не получая далее никакого успеха. Ибо, чтоб измерить точно и без ошибки, надлежит иметь основание своим мерам; а его нет. Но в самом деле, не можем представлять себе таковым Начало Вещества, ежели сообразоваться понятию о Начале вообще.
Все те, которые предпринимали изъяснять, что есть Начало, не могли не сказать, что оно должно быть нераздельно, несоразмерно и совсем отлично от того, что качество представляет нашему зрению. Самые Математики и Геометры, которые чувствами одними действуют и трудятся только над Протяжением, подтверждают и определение; ибо вещественной точке, которую полагают за основание совей работы, принуждены они приписывать все свойства существа невещественного, без чего наука их не имела бы еще зачала.
И так Существо неразделимое и несоразмеримое, каковым необходимо должны мы понимать всякое Начало, есть ли что иное, как не простое Существо? Напротив, не можем сомневаться, что видимости вещественные разделимы и подвержены чувственной мере: следовательно, Вещество не есть простое Существо; следовательно, не может оно быть само себе Началом. Итак, безумно хотеть смешивать Вещество с Началом Вещества.
De la divisibilité de la Matière — О разделенности Вещества
Должен я здесь заметить, что таковое ложное рассматривание тел омрачило людей. Они вздумали, что, рассекая, уделяя и раздробляя Вещество, рассекают, уделяют и раздробляют действительно Начало и сущность Вещества; и уверив себя, что только ограниченность телесных орудий препятствует простирать сие испытание, так далеко, как мысль их простирается, воображали, что сие дальнейшее разделение в самой сущности возможно, и что Вещество есть разделимо до бесконечности; и для того почли его неразрушимым, и следовательно как бы вечным.
Сии заблуждения всеми почти вообще приняты; для того, что Вещество смешано стало с Началом своим, В самом же деле, разделять образы Вещества не есть разделять сущность его; или, лучше сказать, разъединять части разные, из коих все тела составлены, не есть разделять, не есть разрешать состав Вещества; ибо каждая вещественная часть, отделять от своего целого, остается невредима в своем виде вещественном, следовательно в своей сущности и в числе Начал, составляющих все Вещество.
Какое странное ослепление понудило человека верить, что давая телам разные протяжения, будто разделяет он самое Вещество? Не ясно ли видим. что человек, как ни трудится в разделении Вещества, ничего иного не производит, как токмо перекладывает тела с места на место, и рассекает то, что было соединено? а что бы рука его могла разрушить состав Вещества, не надлежит ли ему быть тем, кто составил оное?
Здесь я вижу токмо немочь и ограниченность способностей человека, который препинается непобедимою силою Начал Вещества; ибо знаем, что может он по изволению переделывать различно виды и образы телесные, понеже сии образы суть только составление разных частиц, и потому не имеют никаких свойств Единицы, но ни какой из сих частиц не может он уничтожить. Ибо ежели Начало, поддерживающее его, не есть сложное, то не может подвержено быть никакому в сущности своей разделению. И в таком смысле не только вещество неразделимо до бесконечности, как вообще думают, но даже невозможно, чтобы человеческая рука произвела в нем самое первое и малейшее разделение; чем пока оказывается, что сие телесное Начало есть едино и просто, и следовательно не есть Вещество.
Bornes des mathématiques —Разграничения Математиков
Из сказанного мною о способе Математиков должно почувствовать, сколько различен путь их от пути Натуры Математическая Наука в их руках представляет ложный список с истинной Науки; и как ее основание и содействие суть токмо отношения, на которых Математики единожды утвердили свои предположения, то и выходят заключения правильны и сходны с их целию. Словом сказать, Математики не могут заблуждаться, ибо не выходят из своей округи и всегда обращаются на единой точке; и потому, куда ни выступят, всегда возращаются к изначальной своей черте. В самом деле, здание их как ни высоко, но одинаково во всех своих частях, и нет ни малейшего различия между материалами, положенными в основание, и составляющими вышние части здания: так чему же они научают нас?
Напротив того, Натура, имея Началом своим Существо истинное и бесконечное, производит дела подобные ему; и хотя сии деяния суть покров, которым она закрывается от глаз наших, хотя они преходящи, но столь многообразны и действующи, что мы ясно усматриваем, что источник оных должен быть неисчерпаем. Но в последующем сделаем пространнейшие примечания о Математической Науке и о том, как надлежало бы употреблять ее, чтобы достигнуть познания Натуры и того, что выше.
Des productions et de leurs principes —Продукция и ее принципы
Присовокупим здесь другую Истину, которая подтвердит все вышесказанные, дабы доказать, сколько Вещество ниже того Начала, которое служит ему основанием производит его.
Сперва прошу Примечателей рассмотреть, не всеобщая ли то истина, что в рождениях всякого чина вещей произведение не может никогда быть равно Началу, своему родителю. Сие непрестанно сбывается в порождениях вещественного чина, хотя плоды и прочие произведения, относящиеся к сему роду вещей, возрастая равняются и даже превышают силою и великостию неразделимое родившее; ибо как неразделимые сего чина покорены Закону времени, то прежнее неразделимое погибает между тем, как плод его приближается к пределу своего возраста и совершенства.
Но в час рождения сей плод необходимо бывает ниже того разделимого, которое производит его; ибо от него получает свою жизнь и действие.
Какой чин вещей ни станем исследовать, смело утверждаю, что найдем подтверждение сей истины; и для того не обинуясь сказать можем, что справедливо назвали ее всеобщею: а посему и должно согласиться также, что она имеет место в отношении Вещества к Началу его: понеже когда мы можем видеть, как Вещество рождается, то не можем спорить, чтоб не было оно рождено; а ежели рождено, то, подобно прочим Существам, есть ниже своего Начала родившего.
Немалый уже в познании успех, узнать превосходство Начала вещества над самым Веществом, и почувствовать, что оба они не одинакого свойства; сие предохранит нас от опрометных мнений, которые важность учителей, предложивших оные, учинила как бы Законом для большей части людей; и мы не будем принуждены почитать Вещество вечным и неисчезающим. Когда станем отличать образ от его Начала, то узнаем, что оный может беспрестанно изменяться; а сие остается все тем же; и не трудно будет признать кончину и разрушение Вещества в последственных изменениях действий и Существ Натуры: но Начало сего Вещества поелику не есть вещество, пребывает невредимо и неразрушимо.
De la reproduction des formes —Об воспроизводстве форм
Сие приемное последствие действий, и сие непрерывное возобновление Существ телесных привело примечателей Натуры ко мнениям, столько же ложным, как предыдущие, которые ввергают их в подобную же безрассудность. Они увидели, что тела повреждаются, разрушаются и пропадают в их глазах; но купно увидели, что на место сих вступают непрестанно другие тела: сие побудило их думать, что сии последние составляются из остатков прежних тел; и когда и сии разрушаются, то разные части, из которых они составлены были, должны входить в сложение следующих по них новых тел. Из сего заключили, что хотя образы непрестанно изменяются, но коренное вещество пребывает всегда то же.
И для того, не зная истинной причины бытия действия сего Вещества, не нашли они никакого основания, почему бы не могло оно быть всегда в движении, и почему бы не оставаться ему в оном навсегда; а из сего заключили паки, что оно есть вечное.
Но если бы они, возшед выше единою только степению, узнали истинные Начала сих, и им бы приписали непреложность, которую мечтали видеть в мнимом коренном Веществе, то не могли бы мы упрекать их в сей новой ошибке. Мы видим, так же, как они, изменение образов, признаем также, что Начала тел суть нетленные и негиблющие; но как доказано уже, что Начала не суть Вещество, то, называя их негиблющими, не доказывается, что Вещество не погибает.
Immuabilité de leurs principes —Неизменность принципов
Таким образом отличив тела от их Начал, Примечатели избегли бы вредного заблуждения, которое тщетно стараются прикрывать, и не дерзнули бы приписать вечность и бессмертие Существу Вещественному, ощущаемому чувствами. Я согласен с ними в рассуждении вседневного течения Натуры; вижу, что все образы тел родятся и погибают; вижу, что на их места вступают другие: но не соглашусь с их заключением, которое они из сего выводят, что будто сие преемное изменение образов не имело Начала и не должно иметь конца; ибо оно совершается только в телах, которые суть преходящие; а не в Началах, которые от того ни малейшей в себе перемены не терпят. Кто явственно понял бытие и независимую и отделенную от тел непреложность сих Начал, тому должно согласиться, что могли они и могут существовать прежде и после сих тел.
Не присовокуплю я к сему рассуждению тех доводов, которым не поверят, хотя они такого свойства, что так не возможно мне в них сомневаться, как бы я сам присутствовал при сотворении вещей.
Впрочем, числительный Существ Закон есть неоспоримое свидетельство: Един существует и понимается независимо от других чисел; и когда, протекая чрез Десяток, оживотворил их, оставляет их позади себя и возвращается к своей Единице.
Des émanations de l’Unité —Эманации Единицы
И так понеже Начала тел суть единичны, то можно понимать их единых и отделено от всякого образа Вещества; напротив, малейшие частицы сего Вещества не могут существовать, ниже понимаемы быть, не будучи содержимы и не одушевляемы своим Началом; подобно как представляем себе Единицу числительную, яко могущую существовать отделено от прочих чисел, а ни которого числа, следующего после Единицы, не можем представлять в уме иначе, как истекшим и происшедшим от сея единицы.
Кратко сказать, ежели присоединим к нему главное положение, выше сего нами утверждение необходимо должны быть не равны, видим, что хотя Начала Существа суть нерушимы и вечны, но Веществу не возможно иметь сего преимущества.
Однако сие утверждение о необходимом неравенстве Существа рождающего и его произведения может подать некоторое сомнение о естестве человека, который, происшед из источника нерушимого, долженствовал бы, как нижайший своего Начала, лишен быть сего преимущества, и следовательно быть подвержен разрушению. Но сие сомнение опровергнется простым размышлением.
Des Etres secondaires —О Существах вторичных
Хотя Вещество и человек имеют равным образом Начало, их родившее, но Начала их весьма не одинакие. Начало, родившее человека, есть Единица; сия Единица, содержа в себе все, сообщает также и своим произведениям бытие всецелое и независимое, так что она может, как глава и начальница, распространить, или стеснить способности их; но не может умертвить их: понеже они существенные суть ее творения; а то, что есть, не может не быть.
Но нельзя сего сказать о Веществе; оно будучи произведение второго Начала, нижайшего и подчиненного иному Началу, всегда находится в зависимости и того и другого, так что для продолжения бытия его необходимо требуется взаимное обоих стечение; ибо известно, что как скоро которое-нибудь перестанет действовать, тела разрушаются и исчезают.
Мы видим довольно ясно и начатие и конец сих разных действий в Натуре телесной, чтобы удостовериться, что Вещество не может быть вечным. Сверх того, когда уже мы признали действие Единицы, или первого Начала, непрерывным и неразделимым, не можем не погрешив приписать ту же непрерывность действия вторым Началам, рождающим вещество. Сего ради и Создатель вещей не может того сделать, чтоб мир был вечен, как и Он; ибо поставить на место сего мира другой мир, что всегда состоять будет в Его власти, не есть учинить мир вечным: понеже каждый такой мир, будучи творением второго Начала, необходимо должен быть гиблющ.
De la génération des corps —О поколении тел
Теперь рассмотрим другую систему, касательную до настоящего предложения. Было проповедуемо, что по разрушении телесных Существ остатки тел употребляются к составлению частей иных тел. Примечатели Натуры весьма обманываются в сем мнении, равно как и в заключениях, которые они из того выводят; ибо утверждать, что тела составляются одно из другого, и суть не что иное, как разные составы из тех же и одинаковых материалов, есть столь же великая погрешность, как и приписать Веществу вечность. Опасались бы они производить в свете такого мнения, если бы приняли большую предосторожность, чтобы вернее достигать познания Натуры.
Всеобщие Вещества Начала суть Существа простые; каждое из них есть Едино, как мы видели сие из наших примечаний и из понятия, сделанного нами о Начале вообще: такого же свойства должны быть Начала врожденные и малейшей частицы Вещества; и так каждое из них Единое и простое подобно всеобщему Началу сего ж самого Вещества: разность обоего рода Начал состоит только в продолжительности и силе их действия, которое бывает продолжительнее и пространее во всеобщих Началах, нежели в частных. Действие же, простому Началу принадлежащее, необходимо есть простое и единственное, и, следовательно, имеет одну только цель: оно содержит в себе все, что нужно к совершенному исполнению своего Закона; наконец, оно не может быть причастно ни смешения, ни разделения.
Действие всеобщего вещественного Начала имеет те же способности; и хотя их произведения размножаемы, расширяемы и раздробляемы бывают, при всем том всеобщему сему Началу предлежит исполнить единое токмо дело и единое совершить деяние. А когда дело его исполнено будет, действие его пресечется и отнято будет тем, кто повелел оное производить; но во все продолжение времени оно обязано творить то же и одно деяние, и являть одинаковые своего действия произведения.
То же можно сказать и о Началах, врожденных различным частным телам: они подвержены тому же Закону единственного действия; а когда время его исполнится, Закон у них отнимается.
И так, ежели каждое из сих Начал вместе токмо единое действие, и по окончании оного долженствует возвратиться к первому своему источнику, то не можем, конечно, ожидать от них новых тел, а должны заключить, что тела, которые друг за другом рождаются, получают свое происхождение и бытие от других Начал, а не от тех, коих действие пресечено разрушением тел, произведенных ими. И так надлежит искать иного источника, из которого должны рождаться сии новые тела.
Но где же обретем сей источник, как не в силе и действовании сего двойственного Закона, который составляет всеобщую телесную Натуру, и который является под многоразличными видами в произведении и возрастании частных тел?
В самом деле, мы знаем, что сия обитаемая нами земля не могла бы существовать и содержаться, если б не было в ней Начала растущего, ей своейственного; но которому необходимо нужна внешняя причина, которая есть не иное что, как Огонь Небесный, или Планетный, которая б приводила в движение сие Начало, дабы сила его оказалась.
То же сказать должно и о телах частных: каждое из них происходит от семени, в коем содержится Зародыш, или Начало врожденное, вмещающее в себе все его свойства и все действия, кои должно оно производить. Но сей Зародыш остался бы всегда в недействии, и не мог бы оказать никакой своей способности, если бы не приведен был в действие внешнею огненною причиною, коея теплота дает ему удобность действовать на все телесные Существа, окружающие его, которые взаимно проницая его покрывало, подстрекают, разгорячают и располагают его к выдерживанию действия внешней причины, и к показанию своих собственных плодов и Сил.
Да и в самом деле, внешняя огненная причина, производя отражательное действие, скоро бы преодолела действие Начал неразделимых, и разрушила бы их свойства, если бы помощию Существ питательных не возобновлялись силы их, и не подкрепляемы были, дабы противиться пожирающему жару сей внешней причины. Для сего-то Зародыши, лишенные питания, ежели выставить их на жар, погибают при самом своем зачатии, не произведши ни малейшей части своего действия; для сей же причины Зародыши, которые уже в состоянии начать течение растения своего, скоро погибают и разрушаются, ежели не достает им пищи, нужной для их защищения от непрерывного противительного действия огня; ибо тогда сие противодействие, проникая в самый Зародыш, тем удобнее распространяет разрушающую свою силу.
Из сего видно, что пища, о которой мы теперь говорим, есть второе средство от отражательного действия, которое употребляет Натура для содержания и сохранения своих творений; но сие увидим яснее в последующем.
Сей-то есть двойственный всеобщий Закон, управляющий рождением и возрастанием телесных существ. Стечение сих двух действий необходимо им нужно, дабы могли они иметь жизнь, ощутительную глазам нашим; то есть, первое действие врожденное, или действие внутреннее, и второе, или внешнее, которым первое приводится в движение. Никогда в Веществе тело не родилось другим способом.
Что сказано теперь о Земле, то же скажем и о целой Вселенной: мы можем ее представить себе соборищем бесчисленного множества Зародышей и Семян, которые имеют в себе врожденное Начало своих Законов и Свойств по своему чину и роду; но которые ожидают, чтобы зачатию их и произведению внешняя какая причина подала помощь и расположила их к рождению. Отсюда почерпнуть должно изъяснение удивляющего людей Явления, то есть, для чего обретаем мы червей в плодах, на которых, впрочем, нет червоточин, и животных одушевленных внутри камней? Для того, что и те, и другие, вмещены будучи Натурою и перенесены какою жидкостию в таковые матки, нашли и получили течением той же жидкости соки, способные к произведению необходимого Закона отражательного действия, но не удалимся от нашего предложения.
Теперь рассмотрим, какое могут иметь участие тела и остатки тел в произведении и возрастании других тел: они могут умножать силы Существ телесных, и им подавать помощь противу непрерывного отражательного действия Начала внешнего огненного: могут собственным противодействием поспешествовать обнаружению способностей Зародыша, И привести в действо свойства его. Но думать, что могут они вмешиваться в сущность сих Зародышей, есть противоречить Законам Натуры и не знать сущности Начала вообще. Могут, я оное подтверждаю, быть подпорою и побуждением их, но никогда не могут сделаться частию их естества. Следующие примечания подтвердят сие.
De la destruction des corps —О разрушении тел
Мы доказали выше, что Начала тел не суть Вещество, но Существа простые% а посему надлежит им иметь в себе все нужное к их бытию и ничего не заимствовать от других Существ. Они бы не заимствовали помощи и от сего внешнего отражательного действия, о котором мы говорили, Если бы ради низости естества своего не покорены были двойственному Закону, господствующему над всеми стихийными Существами. Ибо есть Натура, в которой сей двойственный Закон неизвестен, и в которой Существа рождаются без помощи вторых Существ, а чрез единые токмо силы Начала своего родителя: сия есть та Натура, чрез которую прешел некогда и человек, но дабы исследование наше было вернее, не уважим умозрения, доколе опыт не подтвердит оного; и во-первых, посмотрим, что происходит в разрушении тел.
Сие разрушение бывает, когда пресекается действие Начала врожденного, произведшего разрушаемые тела; понеже сие действие есть истинное их основание и первая подпора: Начало же сие не может иначе перестать действовать, как если Закон, который поработил его действие, остановлен; понеже тогда, освободясь от оков своих, отделяется от произведений своих и возвращается к начальному своему источнику. Ибо доколе сей Закон действует, дотоле вместилище его не может лишиться своего природного и нераздельного образа. Сей образ подвергается разрушению тогда только, когда Закон отражательного действия отнят; Начало, врожденное сему образу, и дающее ему бытие чрез сопряжение трех стихий, из коих он составлен, отлучается от сих стихий и предает их собственным их Законам: тогда, поелику сии Законы суть противоположны друг другу, стихии, Преданные оным, Сражаются, разделяются, и наконец при очах наших разрушают друг друга.
Таким образом, тела нечувствительно умирают, исчезают и уничтожаются, и так в трупе я вижу не что иное, как Вещество без жизни, лишенное Начала врожденного, которое даровало ему и поддерживало бытие его; вижу в сих остатках тела части токмо поддерживаемые присутствующими еще в них вторыми действиями, которые в сем теле врожденное Начало источало от себя во время своего действования; ибо сии вторые истечения распространены в малейшие телесные частицы, однако ж и они одна после другой отделяются от своих собственных влагалищ, когда произведшее их Начало оставило целое тело, коего состав сделан был от их соединения.
Что же может тело, лишенное жизни, во время своего разрушения, сообщить новым телам, которых растению и образованию оно способствует? Господствующее ли Начало? Но оно уже не существует в трупе; понеже отдалением сего Начала тело и учинилось трупом. Впрочем, каждый Зародыш, имея свое собственное врожденное Начало, вмещающее в себе свои способности, не имеет нужды в соединении с другим Началом. Одним словом, поелику два простые Существа не могут совокупиться, Ниже слиять свои действия: то соединение их не только не будет способствовать оживотворению новых тел, но причинит беспорядок и разрушение; понеже невозможно в едином круге поставить два средоточия, не повредя естества круга.
Скажет ли кто, что вещественные части тела разрушающегося совокупляются и переходят в сущность Зародышей? Но мы недавно видели, что каждый Зародыш одушевлен Началом, содержащим в себе всенужное к его существованию. Сверх сего не видим ли мы, что все части трупа одна после другой разрешаются и не оставляют по себе никаких следов? Не знаем ли мы, что сие частное разрешение не иначе делается, как отлучением вторых истечений, находившихся в трупе, из которых каждое можем мы почитать средоточием той части, в которой оно пребывало; и после сего не можем мы не признаться, что тела, части тел, что вся Вселенная есть соборище Средоточий; понеже видим, что тела постепенно исчезают. Если же и есть средоточие, и ежели все средоточия исчезают в разрушении, то что же такое из тела разрушенного останется, которое не могло составить часть бытия и жизни новых тел?
И так заблуждает тот, кто верит, что всеобщие или частные Начала Существ телесных разрушающихся, отлучась от своего вместилища, одушевляют новые образы, и что возобновляя таким образом свое течение, могут жить попеременно несколько раз. Ежели все просто и все единично в Естестве и Сущности вещей, то и действие их должно быть таково же, и каждому Существу должно иметь собственное дело простое и единственное, иначе Создатель вещей явил бы в себе слабость и беспорядок в своих творениях.
De la digestion — О пищеварении
Но приведет кто в пример варение пищи в желудке животного, и в опровержением скажет мне, что когда состав снеди разрешается, то большая часть ее переходит в кровь, в тонкий водяной сок и в прочие жидкости Нераздельного, и протекая во все части тела, поддерживает бытие и сущность животного, и после спросил, как же возможно сей снеди подкреплять действие и жизнь животного без того, чтобы не сообщить ему от себя ни малейшей части, и чтобы огонь, врожденный ей, не проник в Начало и Естество сего Нераздельного, дабы с ним соединиться и прибавить ему существования?
Я ответствую на сие, что всеконечно пищи единственное есть дело поддерживать жизнь и действие Нераздельного, поглотившего оную, которое принимает ее в себя не как новое для себя Начало, ниже как бы приращение своего Существа, но как орудие отражательного действия, которое необходимо нужно ему для распространения сил и для сохранения временного его действия; и хотя никакое Существо не может обойтись без сего отражательного действия, но в каждом Существе поставлена ему мера: ибо если б Начало, содержащееся в пище, могло совокупиться с Началом питающегося тела, то последнее не имело бы уже точной меры Закону своего действия, которое составляет естество его.
De la Réintégration des corps —О Восстановлении тел
Мы знаем из опыта и из того вреда, который претерпевает животное от сырой пищи и мяс недовареных, или не совсем очищенных от крови; мы знаем, говорю, сколь вредно для телесной жизни чрез меру сильное отражательное действие, и мы не может спорить, что Животные, которым от Натуры определено пожирать других Животных, гораздо свирепее и жесточее бывают, нежели те, которые питаются растениями. Для того, что первые ощущают в себе чрезмерное отражательное действие; поглотив с мясами, их питающими, великое количество которых жизненных Начал, употребляют все силы врожденного себе действия, дабы прежде времени разрушить вместилища пожранных сих Начал. А сии, не находясь тогда в своем природном растворе, напрягают также все силы, чтобы прервать сии несродные им оковы и возратиться к первому своему источнику.
Во время сего сражения Нераздельное ощущает в себе кипение, мучащее и побуждающее к беспорядочным действиям; и дотоле не успокоится, пока вместилище сих вторых Начал расступится, и они соединятся с своим Началом родителем.
При сем случае не оставим без замечания достойный хулы обычай многих Народов, из которых иные чаяли почтить своих Мертвецов сохранением их трупов, а другие преданием огню. И то, и другое есть безумное дело и противное Натуре; ибо истинный раствор тел есть земля: и как человеческая рука не могла произвести сих тел, то и не должно ей покушаться ни прекращать, ниже продолжать существование их; но оставлять паче Началам их свободно по их Закону остановлять свое действие, и в надлежащее время соединяться с своим источником.
De la femme —О женщине
Не могу я также не остановиться при сем предложении, что истинный раствор тел есть земля. В земле действительно надлежит особливо телу мужчины разрушиться; но тело мужчины восприяло образ свой в теле женщины: когда же оно разрушается, тогда возвращает земле только то, что получило от тела жены. И так земля есть истинное Начало тела жены; понеже вещи всегда возвращаются к своему источнику. А как сии оба Существа столь сходны между собою, то без сомнения тело жены имеет земное происхождение. К сему припомним, что она же была и первое телесное происхождение мужчины, ощутительно увидим, по какой причине вообще женщина почитается ниже его.
Но весьма заблуждали те, которые сию разность хотели простирать далее телесного образа, или способностей телесных. В рассуждении разумного Начала женщина имеет одинакий с мужчиной источник и происхождение; ибо сей муж, осужден будучи к наказанию, а не к смерти, долженствовал иметь пред глазами своими Существо своей природы и подобно себе несчастное, которое бы, своими слабостями и недостатками непрерывно представляя ему горестные следствия заблуждений, приводило его к премудрости, Впрочем, муж не есть отец разумного Существа произведений своих, как то возвещали учения ложные, и тем паче пагубные, что основаны были на сравнениях, взятых от Вещества, как например на неисчерпаемых истечениях стихийного огня. Но во всем сем находится таинство, которое не почитаю никогда довольно скрытым. Станем продолжать наши примечания.
De la végétation —О растениях
Есть опыт, который испытатели Натуры не преминут предложить противу меня, который делают они над жидкостями подкрашенными, впуская их в некоторые растения, и сим способом дают цветкам различные краски, и даже и природную их краску совершенно переменяют. Ответ на сие скажу простой и согласный с тем, что я утвердил о варении пищи в желудке.