Всякое растение имеет свое врожденное Начало, как и прочие тела; питающие соки его не могут ничего присовокупить к сему Началу, но бывают его защитою против отражательного действия внешней огненной причины, которая без них скоро преодолела бы жаром своим и погубила силы и действие Начал нераздельных. И так, Принявши в рассуждение неограниченное число вещей, могущих служить пищею Существам телесным, легко почувствовать, сколь различным отражательным действиям подвержены сии Существа. Правда, что в самом деле каждому роду Существ одна пища должна быть свойственна; но Натура вещей погибающих, равно как и тела и непрестанные перемены, которым они подвержены, Принуждает их принимать не принадлежащую им пищу, которая расслабляет их, делает насилие способностям их, да и самих совершенно разрушает, хотя Начало Существа пребывает неразрушимо.
Отражательные сии действия производятся, как известно, Существами вторыми, которые содержат в себе свое собственное Начало. Сие Начало не может чинить отражательного действия ни чрез себя, ниже чрез частные Начала, истекшие от него, когда не имеют они на себе обложения телесного; ибо все простые Существа под сим только условием могут здесь существовать. И так несомненно то, что одежда телесная сих вторых Начал проходит купно с ними в телесный состав растений и животных, питает их и помогает противиться действию внешней огненной причины. Несомненно то, что они вносят с собою свой цвет и свойства. Но хотя и входят они в сие разные Нерадельные, однако ж отнюдь не моем сказать, что они там смешиваются и составляют часть сущности их.
Des aliments —О пище
Чтобы сим одеждам снедным можно было совокупиться с сущностию нераздельного, приемлющего их в себя, надлежит Началам их взаимно смешаться, но как мы уже видели, что сии Начала, будучи простыми Существами, не могут соединиться, и как их вместилища получают свойства от своего Начала, то и соединение вместилищ есть не возможно. И так пища есть вещь чуждая, хотя нужная Существу, принимающему оную; ибо известно, что она дотолику ему бывает полезною, поколику можно ему развести ее в себе.
Не трудно, думаю, Понять, что прежде растворения пищи не может быть никакого смешения; если же растворение сие не прежде бывает, как по отлучения врожденных Начал; если сие растворение в самой вещи есть не иное что, как разделение и разрушение: то как же нераздельное, которое происходит сие разрушение, может смешаться с разрушаемым от него вместилищем?
В самом деле, когда бы пища и Начала, содержащиеся в ней, могли смешаться с сущностию и Началами Существ, на которых изливают свое отражательное действие, то равномерно могли бы и заступить места их; тогда легко было б переродить совершенно естество неразедельных и родов; а переменя род и естество одного Существа, Можно то же учинить и во всех родах существ; от чего произошло бы всеобщее смешение, и мы никогда бы не знали степеней и мест, принадлежащих Существам в порядке вещей.
Но Закон, который Натура поставила своим произведениям, опровергает сии мечтательные покушения; она положила в каждом Существе телесном врожденное особенное Начало, которое может распространить, и часто распространяет свое действие за обыкновенные пределы, помощию насильственных отражательных действий и помощию способной к тому матки; но не может никогда потерять, ниже переменить своего естества. Сие Начало, будучи делатель и отец своего вместилища, не может отделиться от него, разве когда сие начнет распадаться и мало-помалу разрушаться. Но отнюдь не возможно, чтобы другое Начало, или другой Отец вселился в сие вместилище и оное поддерживал; ибо в телесной Натуре нет прелюбодеяний, ниже Сынов приемышей, потому что нет в ней ничего свободного.
Du mélange des corps —О смешении тел
И так всякое Существо простое, или Начало, имеет оное бытие отделенно; и, следовательно, действие и способности особые, которые также необщительны, как и его бытие.
Да не возражают мне тем, что в смешении жидкостей и тел, способных к слиянию, Примечаются содействия единственные и простые, которых ни одно из смешенных тел не может особо произвести; ибо я смело скажу, что в сих слияниях взаимное действие и отражение Начал рождает произведения, кажущиеся токмо нам единичными и простыми по причине слабости наших органов, в самом же деле оные произведения составлены и рождены особым и собственным каждого из собранных Начал действием.
Ежели смешать разные тела, Которые неспособны действовать и отражать взаимно ощутительным образом, но которые каждое имеет особое свойство цвета, запаха, или какое иное; то произойдет от смеси их третье свойство, которое в самом деле есть видимое токмо произведение двух первых, которые перемешаны и сочетаны, а не соединены и совсем слиты. Ибо никто не станет спорить, чтоб Начала, купно с их вместилищами, Не оставались совершенно отличены и отделены друг от друга; а слабость токмо чувств наших препятствует видеть особое и свойственное каждому из них действие. Следственно, в таком смешении видим только многие тела одного рода, собранные в одно место с телами другого рода; но каждое из них всегда сохраняет свое бытие, способности и действие, свойственные себе.
Ежели твердое тело положено в жидкое, сходное ему, то жидкое преодолевает силу и свойства первого, отделяет части его, раздробляет их, разрушает видимую и ощутительную твердость, Распускает его и скажется присваивает. Правда, что от сего растворения представляются нам в жидком теле такие произведения, которых не усматривали мы в каждом теле порознь; но можно ли из сего заключить, что Начала их слились и смесились? И не правильнее ли можно сказать, что тут видно только расширение действия Начала, господствующего над нижайшим Началом; расширение, которое уменьшится и даже пресечется, когда Начало сильнейшее довольно действовало на подверженные ему тела и истощило всю силу, какая в нем находилась?
Возьмем ли в пример твердое тело, которое присваивает и вбирает в себя жидкое; или два жидкие, от смешения которых происходят твердые тела, Или неразрешимые по видимому слияния; или наконец такие тела, в которых порознь не видно было ни силы, Ни свойств, но которые сочетавшись производят удивительные действия, как то горящее пламя, огни, шум, яркие и живые цветы; все сие может ли доказать совокупление, слияние и сообщение одного Начала с другим? Ибо хотя сила господствующего Начала останавливает действие Начала слабейшего, но не разрушает вместилища его; и может быть искусство отделить их друг от друга и приведет в прежнее их состояние; что есть неоспоримым доказательством Истины, мною утверждаемой.
Когда Начало, превосходящее силою, не разрушая вместилищ, разделяет состав тел, и части сих слитков, возвратив им свободу и природную тонкость, Разгоняет чрез испарение: тогда, Правда, нераздельные Начала единственные, которые прежде были вместе, развеиваются по земле и воздуху, но не оставляют, ниже теряют ничего от своих способностей, сущности или действия.
Когда же, напротив, господствующее Начало силою своею и могуществом раздробило самое вместилище нижнего Начала; когда распустило его и разрушило, тогда действие нижнего Начала уничтожается, и не только сие Начало, скончав таким образом свое течение, не может присовокупиться, или приобщить свое действие к Началу господствующему, но и самое господствующего Начала действие вступает в прежний округ своей деятельности, ежели еще не повреждено и не истощено собственною победою.
Des semences vermineuses —О семенных червях
Наконец, не обретаем мы и в рождении червей и прочих насекомых, являющихся при сгниении трупов, сего смешенного и непрерывного действования одного и того же Начала в разных образах, наследующих друг другу. Начало существования сих животных находится также в их собственном семени; ибо и наши и всего творения тела, суть сборище бесчисленного множества разрушительных зародышей и семен червиных, которые ожидают только отражательного воздействования и сходственных обстоятельств, чтобы произойти на свет и родиться.
Доколе тела наши наслаждаются полною жизнию и действием, Начало господствующее, которое управляет ими, содержа в равновесии все свое вместилище, не допускает его разрушиться и укрощает действие сих разрушительных зародышей. Но когда Начало господствующее отлучается от своего вместилища, тогда вторые Начала, не имея более связи между собою, естественным образом отрешаются друг от друга и дают полную свободу всем сим животным, и еще помогают рождению и возрастанию их, Подавая им чрез отражательное действие и теплоту, И способ выйти из семенных влагалищ своих.
Тогда останки трупа служат пищею сим насекомым, и переходят в них, подобно как и во все живые тела проходит пища чрез варение желудка: и в тех, и в других одинаковое бывает разрушение и одинаковое дело Начал врожденных; но ни в тех, ни в других Начало тела разрушенного не входит в живое тело для одушевления его; ибо я уже довольно доказал, что каждое Существо имеет жизнь в себе, и нужна ему только внешняя причина для того, чтобы привести в действо и поддержать свое Начало.
Unité d’action dans les principes —Единство действия в Началах
Из сего явствует, что и в скрытнейших деяниях телесных Существ, как на примере в зачатии, рождении, возрастании и разрушении, Начала с Началами никогда не совокупляются и не смешиваются.
И так пища не иное что, как средства отражательного действия, нужные для охранения живых тел от чрезмерности огненного действия, которое непрестанно пожирает и разоряет сии питательные Существа, так как без них разорило бы и самое живое тело. И так пища не есть тот материал, как думают Примечатели и все множество последователей их, из которого начинающееся Существо должно быть составлено; понеже сие Существо все в себе имеет, когда имеет жизнь; а питательные Существа, Когда разрушены, ничего не имеют, и то, что в них остается, непрестанно погибает по мере того, Как частные Начала отделяются от своих вместилищ и возвращаются к первому своему источнику.
И так не должно обманываться нам сею наружною переменою образов, и думать, что те же Начала начинают новую жизнь; но останемся уверенными, что новые образы, которые непрестанно пред очами нашими рождаются и производятся, суть содействия и плоды новых Начал, еще не действовавших. Мы возымеем поистине достодолжное понятие о Создателе вещей, когда утвердимся, что все просто, все ново в Его творениях, и все должно являться на свете в первый раз.
Сии же истины показывают, сколь противно Законам Натуры мнение о вечности Вещества; ибо не токмо не те же и одни врожденные Начала происходят тела одно после другого, но еще достоверно и то, что никакое Начало не может иметь более одного действия, и следовательно единое токмо течение совершить может. Сверх сего мы ясно видим, что течения частных Существ, Вещество составляющих, ограничены; понеже нет такой минуты, в которую бы мы не видели конца их; да и время нам чувствительно бывает по непрестанному только их разрушению.
Неудивительно, что люди до ныне в сем заблуждали. Если бы и мы приняли те мнения, коих следствиями были сии погрешности, то наши заблуждения были бы бесконечны. Примечатели едва только начали распознавать Вещество от Начала, его содержателя и родителя, то и приписали тотчас одному то, что принадлежит другому. Они думали, что коренное их Вещество (или первая материя) пребывает всегда по сущности своей одинаково, а только преображается попеременно в разные виды. И так, смешивая Вещество с его действующим Началом внутренним и врожденным, говорят, что как в Веществе есть единая токмо сущность, то и всеобщему действию ее надобно быть единому, и, следовательно, Вещество негиблемо и неразрушимо.
Я прошу их исследовать подробнее сказанное мною в начале сего Сочинения о происхождении и свойстве добра и зла. Я доказал, что никто здравомыслящий не скажет, что свойства, между собою различные, Проистекают из одного источника. Перенесем же сие к разным свойствам Вещества, которые оно показывает, и посмотрим, правда ли, что вещественная сущность есть едина.
Diversité des essences matérielles —Разнообразие материальных веществ
Спрашиваю: действие огня подобно ли действию воды? Вода действет ли так, Как земля? И не видим ли мы в сих стихиях свойств не токмо разных, но совсем противоположных? Но при всем том сии стихии, хотя и многие, суть основание и твердыня всех вместилищ вещественных. И так нельзя согласиться с примечателями, что в телах единое есть естество, когда видим, что их свойства столь разнообразны. И так не столько не то же и одно Вещество всегда составляет рождающиеся попеременно образы, но ниже можно допустить, чтобы и два образа оно составило.
Я не перестану повторять, что естество тел не есть единое, как они думают; что все образы суть произведения врожденных им Начал, которые не могут инако явить своего действия, как под всеобщим Законом трех стихий, которые существенно разнствуют между собою; что содействие их не может быть почитаемо Началом, понеже оно не есть единое, а подвержено изменению, и зависит от больше, или меньше сильного действия которой-нибудь стихии; что таким образом Вещество быть не может постоянным и нетленным, ни переходит попеременно от одного тела к другому, но что все сии тела происходят от действия Начала нового, и следовательно особливого.
Словом, сия разность всех врожденных Начал довольно покажется ощутительною, когда приметим, что все степени и все царства Натуры телесной отличены знаками ясными и выразительными; ежели приметим, говорю, Противоположность, Находящуюся между многими степенями и родами; согласимся, что сии врожденные Начала и содержатели разных между собою тел суть необходимо и сами между собою различны. Ибо когда бы действующее Начало тел внутренне е было одно, или то же во всей Натуре, то надлежало бы ему оказывать свое действие везде и являться непрестанно и единообразно в разных телах.
Но признав сию разность нераздельных Начал, припомним еще, с какою точностию, с каким тщанием каждое из них исполняет предписанное ему частное действие, и тем дополним понятие о Началах Существ телесных, которое мы уже определили, доказывая, что не могут они быть сложными, яко сущности Вещества, но суть простые Существа, Имеющие в себе свой Закон и все свои способности, вмещающие в себе единое действие, подобно как всякое простое Существо; то есть Существа неразрушимые, которых однако ощутительное действие должно оканчиваться, и оканчиваться всякую минуту; понеже они поставлены действовать только во времени и составлять время.
Du système des développements — О системе развития
Я сделаю только некоторое примечание Исследователям Натуры об одном слове, Которое употребляют они в рассуждениях своих о телах. Рождение и возрастание тел изображают они под именем развития. Нельзя нам допустить сего изображения; ибо ежели поистине тела только развиваются, то надобно им целым уже находиться в зародышах, или в Началах их; если же сии тела существенно и действительно бы содержались в Началах, то уничтожали бы первородное качество простого Существа, то не были бы они неразделимы, ни следовательно одеяны бессмертием, или, когда приписать бессмертие Началам, надлежит его приписать также и телесным Существам, в них заключенным. Но допустить сие есть согласиться на то, что мы доселе отрицали, и явно противоречить тому, что уже утвердили.
Если примечатели не желают впасть в большие нелепости, то надобно им приучиться смотреть на растение телесных Существ не как на развитие, но как на творение и дело Начала врожденного, Производящего сущности вещественные, Располагающего оные и образующего по особому Закону, который ему дан. Я знаю, что тем, к кому я речь мою склоняю, не приходило никогда и на мысль такого мнения, и потому не скоро допустят его; ибо оно весьма противно мыслям и понятию, какое они доселе имели о Натуре; не смотря на то, я предлагаю им сии Истины смело, и будучи внутренне уверен, что никакой другой Истины на место сих не могут поставить.
Я не знаю, каким образом, Принимая растение телесного Существа за развитие, могли они хотя на минуту допустить идею, которую выше сего я опровергнул, то есть, что разные частицы одного тела переходят и присоединяются к другому; ибо ежели зародыш развивается, то надобно ему иметь уже в себе все части; когда же он имеет все части, то нужны ли ему части иного тела к своему образованию?
Но да не подумает кто обратить сей довод против меня самого, и сказать, что я, отрицая то, чтоб все части, которых образование необходимо нужно для совершения телесности Существа вещественного, содержались в своем зародыше, соглашаюсь уже на то, что сей зародыш должен отвне получать материалы к его возврастанию; что без сомнения было бы противно тем Истинам, Которые в Натуре я показал. Сия Натура есть живая повсюду; она имеет в себе побудительную причину всех своих дел, и не нужно ей, чтобы зародыши заключали в себе в малом виде все части, долженствующие некогда быть им вместилищем. Им потребна только способность производить сии части, и они ее имеют. Когда ж имеют ее, то все средства, выдуманные для истолкования возрастания и образования телесных Существ, ни к чему не служат: ибо Примечатели для того и прибегли к сим выдумкам, что не познали в Веществе врожденного Начала жизни и действия его, и вообразили себе, что Вещество в сущности своей есть мертвое и бесплодное. Скажем еще слово, чтобы совершенно опровергнуть сию мысль о развитии Существ телесных; то есть, что если бы развитие могло быть, то не было бы чудовищ, понеже все порядочно сотворено: и когда все вещи развиваются токмо, то Создателю вещей не оставалось бы ничего делать. Но мы не смеем подумать, чтобы мог Он и все, произведенное Им, пребывать в недействии.
Récapitulation —Резюме
Сим прекращу мои примечания о том, что как неправильно люди представляют себе сущность телесной Натуры. Ежели они захотят размыслить о том, что я показал им, то признаются, надеюсь, что столь многие заблуждения их произошло от нераспознания Вещества с Началом его; и, рассмотрев преложенные мною Истины о рождении Существ, о непрерывном изменении образов, о различении сущностей от врожденного им Начала, о свойствах и простоте сего Начала как в частном, так и во всеобщем, и о единстве его действия, учрежденного токмо на время, признаются, что Начала разных телесных Существ неслитны, ниже общительны между собою, поелику суть неразделимы; а понеже они неразделимы, не могут никогда разрушиться; что они отличены друг от друга как по особому свойству действия их, так и по продолжительности его, как то показывает разрушение стихий, составляющих Вещество; что от того происходят бесчисленные тел последственные сложения, из которых Примечатели, видя преемное произведение тел, легкомысленно заключили, что Вещество, яко основание их, есть негиблющее. Ибо не токмо не должны были они почитать Вещество вечным, но еще согласиться с нами в том, что нет такой минуты, в которую бы оно не разрушалось; понеже в Веществе всегда одно действие уступает свое место другому. Тогда примечатели не станут ожидать, подобно Алхимистам, непрерывного оживотворения, которое б их самих и все тела защитило от разрушения; ибо ежели бытие тел имеет определенное время, то по приближении сего предела нельзя остановить разрушения их иначе, как разве присовокупить новое Начало к Началу, готовящемуся отлететь; но мы видели прежде, что сему нельзя быть и в самом естественном порядке вещей; а люди не могут думать, чтоб силы их превосходили Натуру и Законы, которыми содержатся Существа.
Научившись таким образом отличать Вещество от Начала, Рождающего оное, и познав разные действия, являющиеся в сем Веществе, Престанут они верить сим мечтательным торжествам, понудившим их все нечувствительным торжествам, понудившим их все нечувствительным образом смешать, даже самое добро и зло. Обратимся теперь к высшему.
3. ENCHAÎNEMENT DES ERREURS —СОЧЕТАНИЕ ОШИБОК
Если бы возможно было, чтоб одно Заблуждение не было всегда источником бесчисленного множество других Заблуждений, не уважил бы я опровергаемых здесь мною, касающихся до Начала и Законов Вещества; ибо как сих вещей познание невеликой важности, то превратное понятие о них не может само по себе быть весьма вредным. Но в настоящем положении вещей сии Заблуждения так между собою связаны, как и самые Истины; и как наши доводы противу ложных человеческих рассуждений взаимно друг друга подкрепляли, так и человеческие мнение о телах и выведенные из оных слабые заключения, возымели действительно весьма пагубные для людей следствия, ради того, что связаны существенно с вещами высшей степени.
Когда люди в рассматривании частных тел смешали Вещество с Началом Вещества, И заблудились таким образом при первом шаге, то не в состоянии уже были ни открыть истинной сущности Вещества, ниже усмотреть Начала, которые поддерживают его и подают ему действие и жизнь. Слияв таким образом сии две Натуры, из которых состоит вся стихийная область, Не пришло им и на мысль исследовать, нет ли еще отличной высшей Натуры.
В самом деле, мы видели ясно, что они впали в сию порочную обоюдность, или приписывать Началу границы и подлежательность Вещества, или отдавать Веществу права и свойства Начала его. И так, приняв Начало тел и грубые оных части за одну и ту же Вещь, легко могли по таким же рассуждениям сии тела и их Начало смешать с Существами Натуры, независящей от Вещества.
Таким образом, переходя от степени на степень, учредили между всеми Существами всеобщее равенство, и следуя их мнению, надлежит согласиться, что или Вещество есть само причина всего, что производится, или, что причина, дающая Веществу действие, не более разумом одарена, Как и Начала, Примеченные нами в Веществе; что все равно. Ибо приписывать Веществу столь великие свойства, какие они приписывают, есть возвещать, что оно все содержит в себе; когда же оно содержит в себе все, какая же нужда, чтобы разумное Существо бдело над ним и управляло им? Понеже оно может управлять само себя. И что же тогда будет сие разумное Существо, если не дают ему люди познания и действия над Веществом? А лишить его сея власти, Не есть ли уже лишить и разумения? Понеже находиться будут под ним вещи, неведомые ему, и о которых оно понятия не может иметь.
Вот сколь в тесном круге хотели было неведущие люди заключить наши познания и просвещение!
Я знаю, что многие из них усмотрели вредные следствия начальных своих положений, И прилепилися к оным не столько по убеждению и склонности, сколько по неосторожности; но тем не менее достойны они хулы за то, что подверглись таким безрассудным мнениям. Человек ежеминутно склонен к заблуждению, а особливо, когда один осмеливается устремлять взор на такие вещи, Которые познавать препятствует мрачность его темницы. Но при всем его недостаточестве есть Заблуждения, которых не избегать ему неизвинительно. Из числа таковых и сии, о которых степень речь идет; и когда бы творцы сих систем, принявши в помощь утвержденные нами положения, Присоединили к тому искренность, то не возможно бы было им найти в них никакого правдоподобия.
Мог бы я основать мои доказательства на вышепоказанной мною разности Существ чувствующих и Существ разумных, и на доводах, которыми я открыл, что самые изящные способности Существа телесного не могут вознестися выше чувственности, как то и показал и в Животных, занимающих первый ряд между тремя Царствами Натуры; потом, сличив движения и течение Животных со способностями другого рода, которые столь ясно видим в человеке, Не могли бы мы усомниться, разумное ли Существо человек; равным образом не могли бы отрицать, чтоб не было и других Существ, одаренных сею же способностию разумения; понеже мы видели, что человек в нынешнем состоянии ничего собственного не имеет, а должен ожидать всего отвне, даже до малейшей своей мысли.
Сверх сего вспомня, что в сообщаемых человеку отвне мыслях находятся такие, которых не может он не признать противными своему естеству, и еще такие, которые сходны с оным, и что обоих сих родов мыслей не может здравый рассудок приписывать одному и тому же Началу, мы бы уже довольно сим доказали бытие двух Начал, которые находятся вне человека, и, следовательно, вне Вещества; понеже оно много ниже человека.
Droits des êtres intelligents —Права умных существ
Все сие сообразя, говорю я, не могли бы мы отнять разумения у сих двух Начал; понеже во время нашего наказания, которое мы ныне терпим, чрез них только и ощущаем наше разумение. Но ежели сии Начала разумны, то надлежит им быть сведущим и иметь понятие о всем, что ниже их; ибо без сего не пользовались бы они ни малейшею способностию разумения; если же они сведущи и имеют понятие о всех вещах, которые ниже их, то не возможно, чтобы каждое из обоих, яко Существо действующее, не занималось оными, и не старалось или разрушить их, ежели оно злое Начало, или соблюсти, когда оно доброе Существо.
Чрез что могли бы мы легко доказать, что Вещество стоит не о себе едином, но надлежит в нем же самом искать доводов, чтобы опровергнуть мнение, которым приписывается ему действительность, существенно принадлежащая Натуре его.
Мы утвердили уже, что Начала Вещества, как всеобщие, так и частные, заключают в себе жизнь и долженствующие от оной произойти способности телесные. К сему присовокупили мы и то, что, не смотря на нерушимое и природное сие их свойство, сии Начала не могли бы никогда ничего произвести, Если бы не были подвизаемы и согреваемы от противодействия огненных внешних Начал, долженствующих приводить в движение способности их по силе его двойственного Закона, Которому покорено всякое телесное Существо, и который властвует над всеми действиями и рождениями Вещества.
Du principe du mouvement —О начале движения
Сие уже без сомнения есть знак слабости ли подвластия в Начале телесного Существа, что имея в себе жизнь, Не может ее само собою произвести в действие. Однако и то несомненно, что сие Начало жизни, врожденное в зародыше всякого телесного Существа, Превосходят внешние огненные Начала, которые устремляют на него токмо простое вспомогательное противодействие, и не могут сообщить ничего существенного бытию его. Когда же сии огненные Начала гораздо ниже Начала жизни, подверженного противодействию их, то тем менее могут они самих себя привести в действие.
Тщетно было бы перебирать весь круг обращения телесных Существ, чтобы найти первое Начало сего действия; и если бы кто после сего изыскания сказал, что сии Существа поелику взаимано противудействуют друг другу, то не имеют нужды в иной какой причине для приведения в действо свойств, Находящихся в них, тот принужден был бы допустить, что было же первое движение от инуды сообщено сему их кругу, В котором они заключены; ибо самые действительнейшие Начала телесные не могут ничего сделать без противудействия иного Начал, то как же сии, которые ниже их, могут обойтися без сего противудействия? Из сего явствует, что в какой бы точке круга ни полагаемо было первое действие, но при всем том необходимо надобно было начаться сему действию.
Пусть Примечатели отвечают мне искренно, Могут ли они теперь себе представить, что сие начатие действия находится в Веществе, и точно принадлежит его Натуре; и не доказывает ли оно напротив Физическим образом, что оно с самого происхождения своего находится в зависимости по силе оного непреложного Закона, по которому Начало вседневного его воспроизведения зависит от стечения и содействия другого Начала?
Тем более нельзя им сомневаться о сей Истине, что средства, употребленные ими к опровержению ее, служат более к ее утверждению. Положи, говорят они, такое и такое-то Вещество вместе, тотчас приметишь, что они закисают, согнивают и дают некое произведение; но ежели бы сии Вещества могли сами друг ко другу приближиться, нужно ли было бы совокуплять их силе посторонней? И так если сии частные составы не могут производимы быть без помощи посторонней руки, то ко всеобщему составу не то же ли потребно? Ибо он по естеству своему не отличен от прочих частей Вещества, ничем их не превышает и не может состоять под иным Законом.
Mobile de la Nature —Мобильность Природы
И так могу, кажется, справедливо возвестить необходимость Причины разумной, действующей самой собою, которая бы сообщила Веществу первое действие. Как она же сообщает оное беспрестанно и в его последственных деяниях воспроизведения и возрастения, и по всех его делах, являемых нашему взору? Не только нельзя себе представить, чтобы Вещество не получило своего происхождения от Причины, которая вне ее, но видим, что и ныне необходимо нужна ему Причина, которая бы непрестанно управляла действиями его, и что Вещество не могло бы жить и стоять ни единой минуты, ежели бы оставлено было самому себе и лишено было бы своих Начал противодействия.
Наконец, ежели нужна была Причина к тому, чтоб дать первое действие Веществу; ежели и ныне и всегда нужна помощь сея Причины для содержания его; то нельзя представить себе Вещества, Не представя купно и Причины оного, которая учиняет его тем, что оно есть, и без которой не может оно существовать ни одной минуты; и как не могу представить в уме образа тела без возрожденного Начала, Произведшего оной, так не могу представить себе деятельности тел и Вещества без Причины Физической, но невещественной, действующей и разумной купно, которая выше Начал телесных, и которая дает им зримые мною в них движение и действие, которые, однако, знаю я, не принадлежат им существенно.
Сие довольно может нам изъяснить все правильные Явления Натуры, у которых признавши начальницей и путеводительницею высшую Причину, коей не можем не приписать разумения, будем взирать на порядок и точность, царствующие во Вселенной, как бы на плоды и естественные следствия разумения сея Причины.
Тогда ничто в Натуре не приведет нас в изумление, все ее дела и даже разрушение Существ явятся нам быть просты и сообразны Закону; ибо смерть не есть ничтожество, но действие; и время, которое составляет сию Натуру, не что иное, как цепь и последование действий, иногда творительных, иногда же разрушительных. Словом, можем надеяться во всей вселенной находить везде знаки и свидетельства Премудрости, создавшей и содержащей оную.
Des désordres de la Nature —О беспорядках Природы
НО сколько сия Истина ощутительная уму человека, столько часто поражен он бывает превратностями и беспорядком, которые усматривает он в Натуре; кому же приписать сии противности? Сей ли Причине действующей и разумной, которая есть истинное Начало совершенства телесных вещей? НО сего нельзя никак о ней подумать; да и само себе противоречит, чтобы сия мощная Причина действовала купно для себя и против себя.
Сие безобразное зрелище да не умалит нашего высокого о ней мнения и даже не ослабит нашего к ней почитания. Из сказанного нами о двойственном Законе умственном, то есть о противуположности двух Начал, должны мы уже знать, кому приписывать можно зло и беспорядки Натуры, хотя здесь еще не место говорить о побуждениях, которые ведут их к таковым деяниям.
Но детское недоверие к сим Истинам немало препятствует нам преуспевать в наших познаниях и в просвещении; оно главная причина Заблуждений, к которым приведены люди своими выдумками о сих вещах и неосновательностию всех умствований своих, которыми они толкуют Натуру вещей.
Cause distincte de la matière —Причина различия материи
Если бы они тщательнее рассмотрели оные два разные Начала, Которых не могли не признать, увидели бы разность и противуположность их способностей и действий; увидели бы, что зло есть чуждое Началу добра; действует своей собственною силою над временными произведениями сего Начала, с которым оно в единое место заключено; но не имеет никакой действительной силы над самым добром, Которое носится над всеми Существами, поддерживает немогущих стоять о себе. И оставляет по воле действовать и защищаться тех, которым дарована от него свобода. Увидели бы они, говорю, что хотя Премудрость расположила вещи так, что зло часто бывает поводом к добру, однако ж тем не менее зло в то мгновение, как действует, бывает зло, и потому ни коим образом не возможно его действия приписать Началу Добра.
Сие могло бы нам послужить новым доводом о неосновательности систем человеческих и утвердиться более в наших правилах, что не иначе можем себе начертать точное понятие о Существах, как различая истинное естество и истинные свойства их. Но время возвратиться к нашему предложению.
Когда наши теперешние примечания о Законах, управляющих произведением тел, Показали нам необходимость Причины высшей и разумной; когда мы уже видели, что два действователя нижние, то есть Начало первое, врожденное в сменах, и Начало второе, от которого бывает противодействие, сами собою не довольны к произведению малейшего образования тела: то самая Натура и Разум поучают нас сим Истинам, и не позволяется уже иметь о них сомнения.
Однако я должен подкрепить сие учение простым примечанием, которое прибавит еще более силы и важности. И так заметим, что Причина действующая, высшая, всеобщая, временная, разумная, И потому имеющая познание и управление нижайших Существ, имеет в них влияние, которое без сомнения до бесконечности в наших глазах увеличится, когда приметим, что ее действием все телесные Существа восприяли первоначальный их образ, и ее же действием содержатся и воспроизводятся, как и не престанут оным же действием содержаться и воспроизводиться во все продолжение времени.
Способности столь мощного Существа должны конечно простираться на все дела, им управляемые; оно долженствует быть таково, чтобы могло над всем надзирать и начальствовать, то есть обымать все части своего творения.
Des causes temporelles —Временные причины
И так должны мы предполагать, что оно же само начальствовало при произведении и той сущности, которая служит основанием телам, так как потом оно же управляло и образованием ее, и что могущество его и разумение простирается как на естество тел, так и на действия, произведшие их. Просто будучи в естестве своем и действии, долженствует подобно всем простым Существами являть свои способности везде в одинаковом виде; и хотя есть различность между произведением зародышей Вещества и произведением образов, от них произшедших, однако не возможно, чтобы Закон, обоими управлявший, был различный, иначе и действия были бы разные; что совсем противно тому, что мы доселе приметили.
Ибо мы выше сего показали, что те сущности, или стихии, из которых тела вообще составлены, суть числом три. Чрез число три явлен Закон, управлявший произведением стихии. И так надлежит и тому Закону, который управлял и управляет телесностию сих самых стихий, явить себя чрез число трех. Сие сходство, или подобие, открывается нам сначала из того, что простого Существа и действия должны быть простые; но когда строжайшее исследование и самый опыт утвердят единообразность сего Закона, тогда будет оное для нас совершенно несомненным.
Не признавать зримого явно сей разумной Причины действия над Существами, немогущими стоять без нее ни единой минуты, есть, в самом деле, осквернять то понятие, которое иметь о ней должно. Ибо смешивать сию разумную Причину с нижайшими причинами всех деяний и всех произведений телесных есть то же, что и отвергать ее, и точно предавать Вещество единому правлению сих причин и сих действий нижних.
Но мы видели, что сии нижайшие причины и действия суть числом две, то есть, одна врожденная во всех зародышах, а другая, которая происходит от второго действователя, которой необходимо потребен во всяком деле воспроизведения телесного. Теперь да рассмотрят паки, не справедливо ли я утверждал, что невозможно быть никакому произведению чрез сии две причины, когда они оставлены собственной токмо их силе.
Ежели они равны силою пребудут в недействительности; ежели одна другую превышает, то высшая преодолеет нижнюю и уничтожит ее; и тогда останется только одна, которая может действовать.
Но мы твердо уверены, что одна причина не довольна к образованию никакого телесного Существа, и что сверх действия, или Начала, врожденного всем зародышам, потребно необходимо другое вспомогательное действие, дабы привести оное Начало в движение, равно как и то нужно, чтобы сие вспомогательное Начало не преставало действовать во все продолжение действования врожденного Начала. Уверены мы, говорю, что без стечения сих двух причин, или сих двух действий, невозможно никакому телесному Существу родиться, восприять надлежащий тела вид и сохранять свою жизнь: но при всем том ясно видим, что сии две причины, оставлены будучи собственному их действию, ничего не произведут; ибо которая-нибудь, Преодолев другую, останется одна.
Не показывает ли самое дело, что необходимо нужно сей третьей Причины присутствие и разумение к управлению сими двумя нижними, к содержанию между ими равновесия и взаимного вспоможения, на которых основан Закон телесной Натуры.
И так довольно мне повторить здесь вышесказанное. Я доказал, что есть Закон, По которому все Начала тел покорены противодействию иных тел и Начал вторых; не легко ли из сего Примечателям признать двух различных действователей, которые нужны к устроению тела всякого Существа, имеющего образ. Потом показал я, что без высшей и разумной Причины сии два нижайшие действователя не могут дать телу ни малейшего образа; понеже потребно им первое действие, которого в них самих не могли мы найти.
Du Ternaire universel —Об универсальной Троице
И так доказано, что необходимо надобно быть во временности действователю высшему, и понеже все нам показывает, что есть Причина физическая, невещественная и разумная, Начальствующая над всеми делами, которые Вещество нам являет, то все сии совокупные доводы долженствуют твердо убедить нас. Прейдем к тройственному числу, чрез которое сия Причина явила в Стихиях свой Закон.
Знаю, что не скоро в том со мною согласятся, что я признаю не более трех Стихий, когда все вообще полагают четыре. Удивятся многие, услыша, что я говорю только о земле, воде и огне, умалчивая о воздухе. И так я должен изъяснить, для чего надлежит в самом деле допускать три только Стихии, и для чего воздух не в числе их.
Натура показывает, что в телах находится три только измерения; три только возможные находятся разделения во всяком Существе, имеющем протяжение; три только находятся фигуры в Геометрии; три способности, врожденные во всяком Существе; три только мира временные; три только степени очищения человеческого, или три степени в истинном В. К. Словом, в каком ни рассматривай виде сотворенные вещи, нигде не можно ничего найти сверх трех.
Когда же сей Закон повсюду с такою точностию усматривается, то для чего же находиться ему и в Стихиях, которые суть основание тел? И как бы ему в содействиях Стихий явиться, когда б сами они не были покорены ему? И так надлежит здесь сказать, что самая тленность тел показывает леность и основания их, и противоречит тому, что сущность их поставляют в четырех Стихиях; ибо если бы состояли они из четырех стихий, то были бы нетленны, и мир был бы вечен; но как они составлены токмо из трех, то для того и не имеют бытия постоянного; понеже не имеют в себе Единицы. Сие весьма ясно для тех, которым известны истинные Законы числе.
И так когда выше сего доказано, что Вещество несовершенно и разрушимо, то необходимость велит полагать сию рушимость в сущностях, составляющих Вещество, и что число его не может быть совершенное; понеже само Вещество несовершенно.
Не могу я здесь не остановиться и не предупредить смятения, в которое могут мои изражения привести многих. Я именую число три тленным и гиблющим; что же будет сие тройственное число, всеми столь благоговейно чтимое, что многие были народы, Которые далее трех и не счисляли?
Я объявляю, что никто вящее меня не чтит сего священного тройственного числа; я знаю, что без него ничего бы того не было, что видит человек, и что познает; я засвидетельствую, что по моему мнению оно от века существовало и будет существовать всегда, и нет ни единой во мне мысли, которая б сего мне не доказывала; отсюда же почерпну я и ответ на настоящее возражение, и дерзну сказать моим собратиям, что сколь ни чтят они сие тройственное число, не понятие их, которое имеют о нем, гораздо ниже того, какое должно бы иметь; я советую им быть осторожными в своих рассуждениях о нем. Наконец, то весьма истинно, что три находятся в едином; но быть не может едино в трех без того, чтобы таковое единое не было подвержено смерти. И так мое положение ничего не нарушает, и я без опасения могу признать, что недостаточество Вещества основано на недостаточестве числа его.
Советую еще паче моим читателям различать священное тройственное число от тройственного числа действий во временных и чувственных вещах; несомненно, что тройственное, употребленное в чувственных вещах, рождено, Существует и поддерживается высшим тройственным; но как обоих способности и действия ясно друг от друга отличены, то не возможно будет понять, каким образом сие тройственное есть неразделимо и выше времени, когда вздумать судить о нем по оному, которое находится во времени; и как одно сие позволено нам познавать на сей земли, то я, в сем сочинении о другом почти ничего и не упоминаю.
И для того противно было бы моему намерению, если бы захотел кто выводить заключения из вышесказанного мною, и относить их, каким бы то образом ни было, к сему высочайшему предмету моего почитания, Разве токмо для вящего уверения о превосходстве и неразделимости сего священного тройственного числа. Обратимся к Стихиям.
L’Air —Воздух
Я сказал, что Воздух не в числе Стихий; понеже в самом деле нельзя почесть особливою Стихиею грубую сию жидкость, которою мы дышим, которая расширяет, или сжимает тела, чем больше, или меньше бывает напоена водою, или огнем.
Но без сомнения в сей жидкости есть Начало, Которое должны мы называть воздухом. Но оно несравненно действительнее и сильнее, нежели Стихии грубые и земные, из которых тела составлены; что подтверждают бесчисленные опыты. Сей Воздух есть произведение Огня, не сего вещественного, Нам известного, но Огня, который произвел Огонь и все вещи чувственные. Одним словом, воздух необходимо нужен к содержанию и жизни всех стихийных тел. Он не может пребывать долее их; но не будучи, как они, Вещество, не может быть Стихиею; и следовательно справедливо сказано, что не может он входить в составление сих самых тел.
Какое же имеет он дело в Натуре? Не убоимся сказать, что ему поручено сообщать Существам телесным силы и качества сего Огня, который их произвел. Он есть возница жизни Стихий, и его только помощию поддерживается их бытие; ибо без него все бы круги возвратились в центры, из которых они проистекли.
Но надлежит примечать, что в то же время, как он содействует содержанию тел, бывает также главным орудием их разрушения; и сей всеобщий Закон Натуры не должен уже нас удивлять: ибо двойственное действие, составляющее телесный мир, научает нас, что не может одно из сих действий властвовать иначе, как с утратою другого.
Для сей-то причины, когда Существа телесные не всеми своими частными силами пользуются, нужно их предохранять от Воздуха, Ежели желает кто соблюсти их в целости. Для сего-то рачительно укрываемы бывают все раны и все язвы, из которых бывают такие, для исцеления коих не требуется иных лекарств, как защита от действия Воздуха; для сего также Животные всякого рода ищут покрова, когда хотят спать; понеже во время сна Воздух сильнее над ними действует, нежели во время их бодрствования, когда все силы их готовы сопротивляться его нападению и еще обращать оное к сохранению своего здравия.
Если кроме сих свойств Воздуха желает кто яснее видеть его превосходство над Стихиями, то довольно ему заметить сие, Что когда Воздух сколько можно рачительно отделен от тел, то сохраняет всего свою силу и свою упругость, сколь ни насильственные и сколь ни продолжительные бывали бы производимы над ним опыты; для сего должно признать его невреждаемым, а сие не приличествует ни одной из Стихий, которые разрушаются тотчас, как только разлучились друг т друга; и так для всех сих купно причин должно его поставить выше Стихий и не смешивать с ними.
Однако могут здесь мне сделать возражение: хотя и не полагаю Воздуха в силе Стихий, но почитаю нужным к содержанию тел, и продолжение бытия его не долее их поставляю; сие самое необходимо, кажется, прибавляет еще одно Начало к составу телесных Существ; и так Стихии не будут троякие, как я прежде утвердил. Потом, исследывая сходство, поставленное мною между Законом составления тел и числом сил, строящих тела, могут заключить, что надлежит также умножить и число сих действующих сил.
Без сомнения. Есть Причина превыше трех мною упомянутых временных Причин; ибо она и управляет ими и сообщает им их действие. НО сия Причина, властвующая над прочими тремя, являет себя нашим глазам чрез явление их. Она заключила себя во святилище, непроницаемого всем Существам, Покоренным временности, и ее обитель, как и ее действия, суть совершенно вне чувственности; и потому не можем ее включать в число трех Причин, употребленных к действиям образования Вещества и ко всякому другому временному действию.
Сие-то не позволяло нам допустить Воздух в число Стихий, хотя они купно с телам, от них рождаемыми, не могут жить без него ни минуты. Ибо хотя действие его необходимо нужно к содержанию тел, однако сам о не подвержен телесному зрению, так как подвержены прочие тела и Стихии. Наконец в раздроблении тела видим образом находим Воду, Землю и Огонь; и хотя несомненно знаем, что есть тут и Воздух, однако никогда не можем его видеть; понеже действие его есть иного чина и ной степени.
И так всегда находится совершенное подобие между тремя действиями, нужными к существованию тел, иь между числом трех Стихий, составляющих тела; ибо Воздух в рассуждении Стихии есть то, что первая и господствующая Причина в порядке действий временных, творящих тела. И как сия Причина не смешивается с тремя действиями, о коих теперь говорим, хотя и управляет ими: так и Воздух не смешивается с тремя Стихиями, хотя и оживотворяет их. И так мы основательно можем допустить необходимость сих трех действий, равно как не можем не признать и трех Стихий.
Division du corps humain —Разделение тел человеческих
При сем случае намерен я войти в некоторые подробности в рассуждении всеобщих отношений сих трех Стихий к телам и способностям тел: сие покажет нам путь к открытиям другого рода и послужит к вящему подтверждению всех начальных моих положений.
Анатомисты имеют обычай разделять Тело человеческое на три части, то есть Голову, Грудь и нижнюю часть Чрева. Без сомнения, сама Натура показал им сие разделение, и тайным побуждением сами они оправдают то, что я намерен сказать о числе и разных действиях трех разных Начал стихийных.
Во-первых, находим, что в Чреве содержатся и обрабатываются Начала семянные, потребные к произведению человека. НО как известно, что действие меркурия (ртути) есть основание всякого вещественного образа, то и нетрудно увидеть, что Чрево, или нижняя часть Чрева, представляет нам точное изображение действия Стихии меркуриальной.
Во-вторых, Грудь заключает в себе сердце, или средоточие крови, то есть Начало жизни, или действия тел. Но известно, что огонь, или сера есть начало всякого произрастения и всякого произведения телесного; и так довольно ясно сим показывается отношение Груди, или второго Чрева к Стихии серной.
Что касается до третьей части, или Головы, она содержит в себе источник и первоначальную сущность Нерв, которые в одушевленных телах суть орудия чувствительности: но известно, что соли также свойство есть делать все чувствительным; из чего ясно видеть можно совершенное сходство между их качествами; и так Голова имеет неоспоримое отношение к третьей Стихии, или к соли, что весьма сходно с учением Физиологов и о месте и источнике нервозной жидкости.
При всем том сколь ни правильны сии разделения, и сколь ни справедливы их отношения к трем Стихиям, весьма бы ограниченное должен иметь зрение тот, кто не усмотрел бы в них нечто более. Ибо кроме того, что Голова содержит в себе Начало и орудия чувствительности, не можно ли увидеть, что она еще снабдена всеми органами, которыми животное может различать вещи полезные себе, или вредные; и потому особенную имеет должность соблюдать в невредимости свое Неразделимое? Не усматривается ли также и в Груди, что кроме средоточия крови находится еще вместилище воды, или сии ноздревые части внутренности, которые собирают воздушную влагу, и ее сообщают огню, или крови, дабы умерять ее жар?
И так не нужно было бы прибегнуть к Голове, чтобы найти наши три Стихии; можно бы видеть ясно все три в нижних двух частях. Что же касается до Головы, то хотя она и стихийная, однако увидели бы, что она и стихийная, однако увидели бы, что она как по ее орудиям, которыми она снабдена, так и по месту своему господствует над ними, занимает средоточие треугольника и содержит его в равновесии. Сим способом избегли бы мы сего всеобщего заблуждения, которое смешивает высшее с нижним и действительное со страдательным; ибо различность сих свойств начертана ясно даже и на Веществе. Но сии познания столь высоки, что не могут быть открыты всем.
Сего-то не усмотрели Анатомисты; ибо, отлучив свою Науку от всеобщей связи Знаний, Как учинил человек и с прочими науками, вздумали, что можно рассматривать тела и части тел каждое в особенности, и уверили себя, что выдуманные ими разделения не имеют никакого отношения к Началам высшей степени.
Однако в показанном мною разделении нашли бы они ощутительное изображение четвертого числа, то есть того, без которого нельзя ничего познать; понеже, как увидим в следующем, оно есть всеобщая эмблема совершенства.
Но теперь я ничего более не скажу о сем числе, дабы не удалиться от моего предложения; довольно и упомянуть о нем, а предложу иные Истины, относительные к расположению разных Начал стихийных в Теле человеческом, равно как и во всех прочих Телах.
L’Homme, miroir de la Science —Человек, зеркало Науки
Когда Примечатели с такою ревностию желали познать происхождение вещей, то напрасно было искать оного вне себя и отдаленности, а надлежало бы обратить взор на самих себя: Законы собственного тела показали бы им и те Законы, которые родили все, что родилось: увидели бы они, что происходящее в груди их противоборствие серы и соли, или огня и воды, поддерживает жизнь Тела, и что ежели которого-нибудь из сих действователей не станет, то и Тело перестает жить.
Потом, примерив сие примечание ко всему, что имеет телесное бытие, познали бы они, что сии два Начала противоположностию своею и сражением составляют жизнь и обращение телесное всея Натуры; и сего довольно было бы знать; человек имеет в себе все средства, равно как и все доказательства Наук; ему нужно только рассмотреть самого себя, чтобы узнать, как произошли вещи.
Harmonie des éléments —Гармония элементов
Но надлежит также приметить, что сим двум силам, столь враждебным между собою, необходимо нужен посредник, который был бы преградою их действиям и препятствовал бы взаимному их одолению; ибо иначе все бы уничтожилось. Сей посредник есть Начало меркуриальное, основание всякого телесного состава, с которым совокупясь оба прочие Начала, стремятся к единой цели; он, везде с ними неотступно пребывая, принуждает их действовать по предписанному порядку, то есть производить и содержать образы Тел.
Ради сей гармонии тело животных ощущает безболезненно действование воды чрез Легкое и действование огня чрез кровь; понеже тот Закон, коего блюститель есть меркурий, Правит сими действиями и размеряет пространство их.
Ради сей же самой гармонии земной шар приемлет действие жидкостей чрез поверхность свою, а действие огня чрез центр свой, не ощущая от того никакого в себе неустройства; понеже тот же Закон и землею управляет.
Нет нужды повторять, что сии два примера показывают, что свойство жидкости есть умерять жар огня, который бы без сего вышел из пределов, как и видим пример в волновании крови животных и во всех изрыганиях подземного огня. Ибо нельзя не почувствовать, Что когда бы сии разные огни не умеряемы были жидкостию, проникающею до самого центра, то не было бы границ действию их, и они воспламеняли бы попеременно все Тела и всю Землю.
Ради сей-то причины животное дыхает, а земля подвержена приливу и отливу своей водяной части; ибо животное дыханием принимает в себя жидкость, которая орошает кровь его, сверх той жидкости, которую он в пище и питии принимает. И земля приливом и отливом принимает во все свои части влагу и соль, нужную к орошению ее серы, или Начала ее растения.
Méprises des observateurs —Заблуждения наблюдателей
Не говорю я, каким образом растение и минералы получают свою влагу: понеже они совокуплены с землею, то естественно должно им получать пищу и разварение оные от своей матери; ибо откуда им взять воду для своего орошения, которая бы не земле принадлежала?
Оставим здесь наших читателей делать сравнения со всем тем, что сказано им было о Причине, действующей и разумеющей; пусть примечают, что ежели все исходит от единые руки, то уповательно, что Закон разумный и Закон телесный одинаковое течение имеют каждый в своей отделенной части и в деле, ему собственном. Пусть они познают наконец, что ежели везде есть летучее, надлежит быть и неподвижному, дабы удерживать первое. А мы между тем не престанем показывать, для чего столь различные сравнения почти всегда забвенны были от Примечателей.
Для того, что не токмо не распознали они действователей и Законов в двух различных отделениях Существ, но не усмотрели даже, как выше мы сказали, действователей и Законов различных в том же отделении; что разлучая все вещи и исследывая каждую порознь, видели их одинакими и отделенными, и не были столько мудры и разумны, дабы подумать об отношениях их с другими вещами.
Например, они еще не изобрели довольного изъяснения приливу и отливу, о коих я недавно говорил, от того единственно, что не отстали от вредной привычки рассказать науки и рассматривать каждое Существо в особенности.
Des lois de la Nature —О законах Природы
Ибо ежели бы не отняли они у Вещества Начала его и не перемешали обоих; ежели б от сего самого Начала не отлучили Закона высшего, действительного и разумного; временного и физического, Которой долженствует направлять все его течение; увидели бы что никакое телесное Существо не может обойтися без сего Закона; следственно, и Земля, как и все тела, состоит под ним; увидели бы, что над сею Землею является существенно могущество двойственного Закона, неотменно нужного к бытию всякого Существа, телом вещественным одаренного.
Но из прежде реченного знаем, что один из сих двух Законов существенно содержится в Начале телесном всякого Существа, Имеющего образ, всеобщего или частного; а второй отвне приходит: и так надлежит сему второму Закону быть вне Земли, как и вне всех тел, хотя он необходимо нужен к бытию ее, также и к бытию их.
Таким образом и здесь, как в двояком движении сердца, находящегося во животном человеке, усмотрим присутствие двух Действователей, тесно сопряженных между собою, управляемых Причиною физическою высшею, и являющих поочередно свое действие, ощутительное для телесных глаз. Известно, что сие явление сил их имеет сходство с четырьмя переменами Луны, во время которых огненное солнечное действие изличает силу свою на соляную часть вселенной.
Хотя сих двух действователей познаем мы токмо из их ощутительного действия, равно как и Начала тел познаем только по их телесному произведению, или по внешнему их оболжению; при всем том неизвинительно сомневаться о их силе; понеже дела их показывают ее неоспоримым образом.
И так сие явление прилива и отлива есть не иное что, как деяние в большем виде представленное сего двойственного закона, которому всякое тело вещественное неотменно покорено.
К сему присовокуплю и то, что понеже мы видим в течении и во всех делах Натуры толикую правильность и чувствуем притом, что телесные Существа, ее составляющие, не могут иметь разумения: то надлежит заключить, что находится во временности рука мощная и просвещенная, правительница их, рука действующая и поставленная над ними от столь же Истинного Начала, Как она сама; следственно, нетеленная, саможивотная, и что Закон, истекающий как от нее, так и от оного Начала, Есть правило и мера всех Законов, действующих в телесной Натуре.
Routes de la Science —Пути Науки
Знаю, что сколь ни ясны сии истины, но поелику они вне чувств, то трудно им получить доступ к Примечателям, мне современным; ибо они, Погрязшая в чувственных вещах, потеряли чувствительность к тому, что не есть чувственное.
Но как путь, избранный ими конечно меньше доставляет им просвещения. Нежели показуемый мною, то не умолкну советовать им, чтобы причины чувственных вещей искали они паче в Начале их, а не Начало в вещах чувственных; ибо ежели ищут Начала Истинного и существенного, то как можно найти его в наружности? Ежели ищут Начала неразрушимного, то как найти его в том, что есть составное? Одним словом, ежели ищут Начала саможизненного, то как найти его в существе, Имеющем жизнь зависимую, которая должна кончиться, как скоро временное дело ее исполнено?
Но я одну только вещь скажу сим упрямым Искателям химер: ежели непременно желают они, чтобы чувства их понимали, то да начнут прежде искать чувств говорящих; ибо сим единым средством можно снискать им разумение.
Сей довод после будет у нас начальным положением; он даст уразуметь человека истинный способ достигнуть тех познаний, которые должны быть единственною целию их желания: а между тем не обленимся взглянуть на некоторые части Натуры, которые наилучшим образом могут доказать Примечателям достоверность тех различных Законов, которые мы им предлагаем; здесь они сами собою убеждены будут в Истине тех Причин, которые выше их чувств; понеже увидят, что течение их начертано на чувственных вещах ощутительным образом.
Du Mercure —О Меркурии
Меркурий, как я выше сказал, есть вообще посредник огня и воды, которые, как враги непримиримые, не могли бы никогда согласно действовать без посредствующего Начала; понеже сие посредствующее Начало, заимствуя от естестве обоих, когда их разлучает, в то же время и сближает друг с другом; и таким образом направляет их свойства к пользе телесных Существ.
И так в Натуре, равно как в частных телах, есть Меркурий воздушный, который отлучает происходящее из земляной части огонь от жидкости, долженствующей излиться на поверхность Земли; понеже прежде падения сей жидкости воздушный Меркурий очищает ее и располагает так, чтоб она сообщила Земле благие токмо свойства; от чего рождается благотворное качество росы и ее превосходство над недром дня и над туманом, которые оба суть жидкости, худо очищенные.
По причине сего всеобщего свойства Меркурий во всех телах держит средину между двумя враждебными Началами, огнем и водою, исполняя в произведении тел и в составлении то же дело, какое Причина действительная и разумная исполняет во всем, что существует, содержа в равновесии два Закона действия и противудействия, на которых состоит Вселенная.
Доколе Меркурий занимает сие место, дотоле благосостояние частного Существа невредимо; ибо сия стихия умеряет общение огня с водою: когда же напротив оба сии Начала получают способ преодолеть, или разорвать свои узы, и сойдутся, тогда сражаются всеми природными своими силами, и производят величайшие неустройства и разорения в Существе, Которое из них составлено; понеже в борьбе их непременно надлежит одному преодолеть другого и разрушить равновесие.
Du tonnerre —О молнии
Гром есть совершеннейшее для нас изображение сей истины. Известно, что он рождается от соляных и серных испарений Земли, которые, извлечены будучи из природного их жилища действием солнца, а земным огнем наружу изгнаны, Подымаются в воздух, где Меркурий воздушный вбирает их в себя и облипает, Подобно как в произведенном чрез искусство порох уголь проникает и обволакивает собою серу и селитру.
В сем случае Меркурий воздушный не помещает себя меж двух Начал, составляющих пары; потому что слишком был бы он действующ, находяся в сем месте, а притом, будучи высшей степени, нежели они, не может с ними вместе составлять единого тела. Но он обволакивает их и заключает в себе по природному стремлению сжимать себя в сферический и круглый вид и по неотлучному его свойству все связывать и все обымать.
К сему же имеет он и другую способность весьма примечательную, то есть, делиться непостижимым нам образом, так что самый малейший шарик из сих соляных и серных паров находит себе в его частицах довольное вместилище. Сие-то собрание шариков производит облака, или матку перунов.
Но как в сем рождении грома не можем мы не познать наших вух действователей, совершенно отличенных друг от друга, то есть соли и серы, и сверх того изображения высшего действователя, или сего воздушного Меркурий, который связывает двух первых: то ясно видим, что необходимо нужны все сии разные сущности для произведения какого-либо состава; и сие показывает нам единое Вещество.
Но того недовольно, что мы находим здесь истинные знаки всех Начал, на которых учреждены всеобщие Законы Существ; надлежит еще найти их в разных действиях и в многоразличности произведений, которые рождаются от смещения сих стихийных Сущностей.
Примем теперь в рассуждение громовые облака, яко соединение токмо двоякого рода паров, то есть земных и воздушных; но ежели бы не было такой силы, которая бы разгорячила их и привела в закисание, То никогда не увидели бы мы воспаления их. И так необходимо надлежит допустить внешний жар, который сообщился бы двум веществам, заключенным в Меркуриальном вместилище, и который бы разделил с треском все соляные и серные шарики, находящиеся в сих облаках; сей жар есть ощутительное свидетельство всех Начал, Которые мы прежде утвердили, и которые легко могут читатели снести с теперешним предложением.
Но дабы тем удобнее учинить им сие, не бесполезно будет рассмотреть разные свойства соли и серы, которые оказываются в громовом ударе; ибо чрез сие можем подать некоторое понятие о двух главных Законах Натуры, поелику соль и сера суть органы и орудия сих двух Законов.
Внешний жар действует, как мы уже видели, на Вещества, составляюище тучу: разоряет меркуриальный их покров, который по естеству своему способен к разделимости, проникает до внутренности двух Существ, и зажигает серную часть, которая отражает и отдаляет сильно соляную часть, коея присоединение было противно истинному ее Закону и делало болезнь в Натуре.
При таком вспыхе Меркурий раздробляется в столь мелкие части, что все, что заключал он в себе, выходит опять на свободу; сам же после сего совершенного разрешения упадает с жидкостию на поверхность земли; и для того-то дождевая вода больше имеет свойств, нежели прочие воды, понеже она более упоена Меркурием; а сей Меркурий гораздо чище Меркурий земного.
И так вся сия перемена производится на прочих двух сущностях, то есть на тех, которые в Натуре телесной суть знаки двух Законов и двух Начал бестелесных. И потому все в громе происходящие действия основаны на разных смешениях сих двух Веществ.
В самом деле известно, что огонь, будучи Начало всякого действия стихийного, собирает пары земные и небесные, из которых составляет перун; он же приводит их в кипение, и потом раздробляет их; и так огню должно приписать рождение и возжение перуна.
Что касается до шуму, Происходящего от возжжения перуна, оный не иному чему приписать можно, как ударению соляной части о столбы воздуха; понеже огонь сам по себе не может издавать шуму; что легко видеть можно, когда он действует на свободе; и хотя огонь есть Начало всякого стихийного действия, однако ж ни одно из сих действия не было бы чувствительно в Натуре без соли: цвет, вкус, запах, звук, магнитная сила, электрическая сила, свет, все сие показывает себя и является чрез нее: для сего то не можем сомневаться, чтобы она не была также орудием и громового шуму; поелику чем более Вещество перуна напоено соляными частями, тем сильнее его и сверканье.
Не можем также сомневаться, что соль вместе втечения в цвет молнии, которой белее бывает, когда соль господствует, нежели когда сера преизобилует.
Наконец столь справедливо то, что соль есть орудие всех чувственных действий, что перун опаснее тогда бывает, когда изобилует солями; понеже возгорание его, будучи сильнее, производит удары крепче и разорения ужаснейшие.
Впрочем, сие возгорание от изобилования соли бывает почти всегда в нижней части облака, как в грубейшей, менее подверженной жару, и следовательно способнейшей к замерзанию, от чего и бывает град.
Напротив, когда перун изобилует серою, гремение его не бывает столь резко и отрывисто, молния красного цвету, и огнь редко досягает до нас своим действием; понеже тогда обыкновенно вспыхивает вверху по причине слабости сея части облака, и по природному свойству огня стремится вверх.
Для того-то думают, что при всяком ударе падает перун на землю, хотя не всегда имеем очевидное тому доказательство. Для сего также, зная вещества, из коих перун можно узнавать, на которую часть земли может он пасть, понеже всегда он стремится к сходственным себе веществам; однако ж нельзя определить той самой точки, на которую упадет; ибо для сего надобно совершенно знать путь его стремления; но в сражении и борьбе всех сих разных веществ направление пути переменяется ежеминутно.
Здесь ясно видим дело двойственного действия Натуры. При всем том все разные сии ударения, толико беспорядочные во наружности, ежели рассматривать их ближе, Равно как и все прочие действия телесные, представляют нам постоянный Закон Причины, правящей ими; паче же в сем стремлении веществ грома к веществам, им сходственным, сия причина являет свое могущество и свойство.