Теперь пойдем дальше в глубину. Когда терпкое и горькое качества так жестоко трутся между собою, что порождают зной, то сладкое качество, сладкая родниковая вода, бывает внутри, посредине между терпким и горьким, и зной порождается терпким и горьким качествами, между ними обоими, в сладкой родниковой воде.
Тогда в сладкой родниковой воде загорается в зное свет, и это есть начало жизни, ибо терпкое и горькое качества суть начало и причина зноя и света; так сладкая родниковая вода становится сияющим светом, подобно голубому светлому небу.
И эта светлая родниковая вода зажигает терпкое и горькое качества, а зной, порождаемый ими в сладкой воде, восходит из сладкой родниковой воды, сквозь горькое и терпкое качества, и лишь в горьком и терпком качествах свет становится сухим и сияющим, а также подвижным и торжествующим.
Когда же затем свет из сладкой родниковой воды восходит в зное, в горьком и терпком качествах, то горькое и терпкое качества отведывают светлой и сладкой воды и горькое качество принимает вкус сладкой воды; и в сладкой воде бывает свет, но только небесно-голубого цвета.
И тогда горькое качество дрожит и разгоняет твердость в терпком, а свет высыхает в терпком и сияет ярко, гораздо светлее, нежели свет солнца. В этом восхождении терпкое качество становится кротким, светлым, жидким и приятным и получает свою жизнь, начало которой восходит из зноя в сладкой воде; это и есть теперь истинный родник любви.
Заметь это в глубоком смысле: как не быть любви и радости там, где посреди смерти рождается жизнь и посреди тьмы — свет? Ты скажешь: как это возможно? Да, если бы дух мой пребывал и вскипал в твоем сердце, то тело твое признало и поняло бы это, но иначе я не могу ввести это в твое разумение, и ты не можешь также ни понять, ни уразуметь этого, если только Дух Святой не зажжет твоей души, так чтобы этот свет воссиял в самом твоем сердце. Тогда этот свет родится в тебе самом как в Боге, и взойдет в твоем терпком и горьком качествах в твоей сладкой воде, и возликует как в Боге: лишь когда произойдет это, поймешь ты мою книгу, но не раньше.
Заметь: когда свет рождается в горьком качестве, то есть когда горькое и сухое кипение примет сладкую родниковую воду жизни и выпьет ее, то горький дух становится живым в терпком духе; и терпкий дух становится теперь как бы духом, чреватым жизнью, и должен непрестанно порождать жизнь, ибо сладкая вода, и в сладкой воде свет, непрерывно восходит теперь в терпком качестве, и горькое качество непрестанно ликует теперь в нем, и нет ничего, кроме смеха, радости и взаимной любви.
Ибо терпкое качество любит сладкую воду; прежде всего потому, что в сладкой воде рождается дух света, и поит терпкое, жесткое и холодное качества, и освещает, и согревает их, ибо в воде, зное и свете пребывает жизнь.
Далее, терпкое качество любит горькое, ибо в сладкой воде, то есть в воде, зное и свете, горькое качество ликует в терпком и делает его подвижным и тогда терпкое может также ликовать.
Во-первых, терпкое качество любит зной, ибо в зное родится свет, чем терпкое качество бывает освещено и согрето.
И сладкое качество также любит терпкое; прежде всего потому, что терпкое сушит его, так что оно не становится жидким, подобно стихийной воде, и качество его остается в силе, и потому, что в терпком качестве рождающийся в нем свет становится сияющим и сухим. К тому же терпкое качество есть причина зноя, рождающегося в сладкой воде, а в зное восходит свет, в котором сладкая вода пребывает в великой ясности.
Во-вторых, сладкое качество любит также и горькое потому, что оно также бывает причиною зноя, и еще потому, что в сладкой воде, зное и свете горький дух ликует, и дрожит, и делает сладкое качество подвижным и живым.
В-третьих, сладкое качество любит зной так, что я ни с чем не могу этого сравнить: возьми себе в подобие, которое будет, однако, слишком ничтожно, двух молодых людей благородного сложения: когда они воспламенены любовным жаром друг к другу, то бывает такой огонь, что если бы они могли влезть в тело друг друга или превратиться в одно тело, то они сделали бы это; но эта земная любовь лишь холодная вода, а не настоящий огонь; нельзя найти иного подходящего сравнения в сем полумертвом мире, кроме воскресения мертвых в Последний день; это есть совершенное сравнение во всех Божественных вещах, истинное восприятие любви.
Но сладкое качество потому так любит зной, что он порождает в нем светлого духа, который есть дух жизни, ибо жизнь возникает в зное; иначе если бы не было зноя, то все было бы темною долиною; и как люба жизнь, так люб бывает сладкому духу и зной, и в зное свет.
И горькое качество также любит всех других неточных духов; прежде всего качество сладкое, ибо в сладкой воде горький дух утоляется и погашает в ней свою великую жажду, и горечь его укрощается, и он получает в ней свою светожизнь; в терпком же он имеет свое тело, и ликует в нем, и охлаждается, и укрощается; а в зное его сила и крепость, и в них его радость.
И качество зноя также любит все другие качества, и любовь к другим качествам и в других качествах так велика в нем, что нельзя ни с чем и сравнить ее: ибо он порождается другими качествами. Терпкое и горькое качества суть отец зноя, а сладкая родниковая вода — мать его, которая зачинает, содержит и рождает его; ибо через жесткое трение терпкого и горького качеств возникает зной, в сладком же, как, например, в дереве, он восходит.
Если же ты не веришь этому, то раскрой глаза свои, и подойди к дереву, и посмотри на него, и поразмысли: прежде всего ты увидишь все дерево в целом; возьми тогда нож, и надрежь дерево, и отведай на вкус, каково оно; тогда ты испытаешь сначала вкус терпкого качества, которое свяжет тебе язык; оно же сдерживает и связывает воедино и все силы дерева; затем ты испытаешь вкус горького качества, которое дает дереву движение, так что оно растет, зеленеет и выгоняет свои ветви, листву и плоды; потом ты испытаешь вкус сладкого качества, которое весьма кротко и остро, ибо от терпкого и горького получает оно остроту.
Эти качества были бы темны и мертвы, если бы в них не было зноя, но лишь только наступит весна и солнце достигнет лучами своими земли и согреет ее, как дух в дереве оживает в зное и духи дерева начинают зеленеть, расти и цвести. Ибо дух восходит в зное, и все духи живут и радуются в нем, и между ними сердечная любовь. Зной рождается в сладкой воде через силу и побуждение терпкого и горького качеств, в зное же солнца они нуждаются для возжжения, потому что качества в мире сем полумертвы и слишком немощны, чему виною царь Люцифер, как ты узнаешь при описании его падения и сотворения сего мира.
О приветной любви, блаженстве и согласии духов божиих
Хотя невозможно удовлетворительно описать это человеческой рукой, однако просветленный дух человека видит это, ибо он восходит по тому же точно образу и тем же рождением, что и свет в Божественной силе, и в тех же самых качествах, что и в Боге.
О том только надо сожалеть в человеке, что качества его повреждены и полумертвы, поэтому и дух человека или его кипение, восхождение или возжжение не могут достичь совершенства в сем мире.
Но в свой черед великая радость для нас заключается в том, что дух человека в скудости своей бывает просветлен и возжжен Святым Духом, подобно тому, как солнце зажигает остывший зной в дереве или траве, отчего этот остывший зной становится живым.
Теперь заметь: подобно тому, как члены человека любят друг друга, так и духи в Божественной силе, где нет ничего, кроме одного только устремления, желания и осуществления, а также ликования друг в друге и радования; ибо через этих духов происходит разумение и различение в Боге, в ангелах, людях, зверях и птицах и во всем, что живет, ибо в этих пяти качествах восходит зрение, обоняние, вкус и осязание и дух становится разумным.
Когда восходит свет, то духи видят друг друга; и когда в свете сладкая родниковая вода проходит через всех духов, то они отведывают вкус друг друга; тогда духи становятся живыми, и сила жизни проникает все, и в этой силе они обоняют друг друга, и в этом кипении и проницании они осязают друг друга, и нет ничего, кроме сердечной любви и дружеского лицезрения, приятного обоняния, и вкушения, и пития друг от друга, и любовного прогуливания.
То благодатная невеста, радующаяся о женихе своем, то любовь, радость и блаженство, то свет и ясность, то приятное благоухание, приветный и сладостный вкус. Ах, и вечно без конца! Может ли вполне нарадоваться этому небесная тварь? О любовь и блаженство! Нет тебе конца, не видно тебе конца, твоя глубина неисследима; ты везде одна и та же, кроме только одних яростных диаволов, которые тебя погубили в себе.
Ты спросишь теперь: но где же можно найти этих блаженных духов, или они обитают только в самих себе на небе? Ответ: это вторые отверстые врата Божества. Ты должен широко раскрыть здесь свои глаза и пробудить духа в своем полумертвом сердце; ибо это не вымысел, не басня и не воображение.
Заметь: семь духов Божиих объемлют в своей окружности или в своем пространстве небо, и сей мир, и всю даль и глубь вне неба и над небом, над миром, под миром и в мире; даже всего Отца, не имеющего ни конца, ни начала. Они объемлют также и всех тварей на небе и в сем мире; и все твари на небе и в сем мире образованы из этих духов и живут в них как в своей собственности; и жизнь их, и разум рождаются в них по тому образу, как рождается и Божественное существо, и в той же самой силе. И из того же тела семи духов Божиих созданы и произошли все вещи, все ангелы, все диаволы, небо, земля, звезды, стихии, люди, звери, птицы, рыбы, все гады, древесина и деревья, а также камни, злаки и травы и все, что ни есть.
Теперь ты спросишь: но если Бог везде и сам есть все, то почему же бывает в сем мире такой холод и зной, притом же все твари грызутся и дерутся между собою и нет ничего в сем мире, кроме одной только ярости? [«Причиною тому четыре первых образа природы, которые все враждуют между собою, кроме света, и суть, однако, причины жизни».] Вот тому причина и злоба: когда царь Люцифер восседал в своем царстве, подобно гордой, безумной деве, то окружность его охватывала то место, где ныне находится сотворенное небо, созданное из воды, а также и место сотворенного мира, вплоть до неба, равно как и глубину, где ныне земля; и все это был чистый и святой салиттер, где семь духов Божиих пребывали в полноте и отраде, как ныне на небе; хотя и в сем мире они продолжают еще пребывать в полноте; но только заметь себе ясно обстоятельства.
Когда царь Люцифер восстал, то он восстал в семи неточных духах и зажег их своим восстанием, так что все стало весьма жгучим: терпкое качество стало так жестко, что породило камни, и так холодно, что превратило в лед сладкую родниковую воду; и сладкая родниковая вода стала весьма густою и смрадною, и горькое качество стало весьма неистовым, раздирающим и бушующим, и от него восходит (рождается) яд; а огонь, или зной, стал весьма буйным, жгучим и поядающим и весьма злою соразмерностью или смешением.
После чего низвергнут был царь Люцифер со своего царского места, или престола, который был у него на том месте, где ныне находится сотворенное небо; и тогда вскоре последовало сотворение сего мира, и жесткое, грубое вещество, сложившееся в семи зажженных неточных духах, было согнано воедино; из него возникли земля и камни; все твари были затем созданы из зажженного салиттера семи духов Божиих.
Неточные же духи стали теперь так яростны в своем возжжении, что непрестанно повреждают друг друга своим злым кипением; так поступают теперь и твари, созданные из неточных духов и живущие в том же побуждении, где все терзает, и попирает друг друга, и завидует друг другу по роду качеств.
Ради этого и определил Всеединый Бог последний суд: тогда отлучит Он злое от доброго, и снова вселит доброе в кроткое и приятное веселие, как это было прежде мерзкого возжжения диаволов, и отдаст яростное в вечное обитание царю Люциферу. И тогда это царство разделится на две части: одну получат люди с царем своим Иисусом Христом, другую же — диаволы со всеми безбожными людьми и со злобою.
Итак, это есть краткое наставление, чтобы читатель мог лучше уразуметь Божественную тайну; когда будет речь о падении диавола и о сотворении сего мира, ты найдешь подробное и обстоятельное описание всего; поэтому я хочу предупредить читателя, чтобы он читал все в своем порядке, тогда он дойдет и до настоящей основы.
Хотя это от начала мира не было открыто так всецело ни одному человеку, но так как Бог хочет того, то я предоставляю совершаться Его воле и хочу быть свидетелем того, что Бог этим свершит. Ибо пути Его, которыми Он идет пред собою, большей частью сокрыты от меня, но вослед дух видит Его до высочайшей глубины.
ГЛАВА X
О шестом источном духе в божественной силе
Шестой неточный дух в Божественной силе есть звук, или звон, так что все в нем звучит и звенит; отсюда следует речь и отличие всех вещей, а также голос и пение святых ангелов; и от него зависит образование всякого цвета и красоты, а также и небесного царства радости.
Теперь ты спросишь: что есть звук, или звон, и как берет этот дух свой источник и начало? Заметь: все семь духов Божиих рождаются друг в друге, один непрестанно порождает другого, и никто не бывает первым, как и никто — последним, ибо последний таким же образом порождает первого, как первый — второго, третьего, четвертого и так до последнего.
Если же один из них называется первым или вторым и так далее, то только в зависимости от того, кто из них бывает первым при образовании и сложении твари. Ибо они все семь одинаково вечны и ни один не имеет ни начала, ни конца: и из того, что семь качеств непрерывно порождают друг друга и ни одно не бывает вне прочих, следует, что есть Единый, Вечный, Всемогущий Бог.
Ибо когда что-либо рождается из Божественного существа и в Божественном существе, то оно бывает образовано не одним только духом, но всеми семью: и когда такая тварь, подобная всему существу Божию, повредится, восстанет и зажжет себя в одном из неточных духов, то она зажжет не одного только духа, но все семь.
Потому такая тварь бывает мерзостью пред всецелым Богом и пред всеми его тварями и должна пребывать в вечной вражде и позоре пред Богом и всеми тварями.
Теперь заметь: звук, или Меркурий, берет свое начало в первом, то есть в терпком и твердом качествах.
Заметь в глубине: твердость есть родник звука; но она не может породить его одна и бывает лишь его отцом, мать же его весь салиттер; иначе если бы твердость была одна и отцом, и матерью звука, то и твердый камень также должен был бы звенеть: однако он издает лишь шум или стук, как бы некое семя или начало звука, что он действительно и есть.
Но звон или голос восходит в молнии, в самой средине или средоточии ее, там, где свет рождается из зноя, когда восходит молния жизни.
Заметь, как это происходит: когда терпкое качество трется с горьким, так что в сладкой родниковой воде ходит зной, то зной зажигает сладкую родниковую воду подобно молнии; и эта молния есть свет, и он проникает в зное в горькое качество, где молния распределяется по всем силам.
Ибо в горьком качестве все силы разделяются; и оно принимает молнию света, как бы жестоко пугаясь, и в трепете и испуге своем устремляется в терпкое и твердое качества, и бывает телесно пленено там. И горькое качество бывает теперь чревато светом, и дрожит в терпком и твердом качествах, и мечется в нем, и бывает пленено в терпком (твердом) качестве, как в некоем теле.
И когда теперь духи приходят в движение и хотят говорить, то твердое качество принуждено раздаться, ибо горький дух со своей молнией расторгает его; и тогда оттуда исходит звук и бывает чреват всеми семью духами; и они разделяют слово, как оно было определено в средоточии, то есть в средине окружности, когда оно было еще в совете семи духов.
И потому семь духов Божиих создали тварям рот, чтобы, когда они захотят говорить или издавать звуки, им не приходилось сначала разрываться; и потому все жилы и силы или неточные звуки приходят в язык, чтобы звук или голос исходил кротко и приятно.
Заметь здесь особенно смысл и тайну: когда в зное восходит молния, то прежде всех воспринимает ее сладкая вода, ибо в ней молния становится сияющей; когда вода воспримет молнию, то есть рождение света, то она пугается и, будучи такой жидкой и мягкой, отступает вся в трепете, ибо в свете исходит зной.
Когда же теперь терпкое качество, которое весьма холодно, примет в себя зной и молнию, то оно пугается, как если бы разразилась гроза, ибо когда зной и свет вступают в жестокий холод, то они производят яростную молнию, весьма яркую и огнецветную. Эта молния возвращается вспять, и сладкая вода принимает ее и восходит в этой яростности, и в этом восходе и испуге она превращается в зеленый или небесно-голубой цвет и дрожит по причине яростной молнии. Молния же сохраняет в самой себе свою ярость, и отсюда возникает горькое качество или горький дух, который восходит теперь в терпком качестве и зажигает его твердость своим яростным источником; и свет, или молния, высыхает в твердости и сияет ярко, гораздо светлее, нежели блеск солнца.
Но она бывает пленена в терпком качестве, так что пребывает телесно, и должна вечно светить так; и молния дрожит в этом теле, как бы в состоянии яростного восхождения, и этим непрестанно и вечно возбуждаются все качества. И молния огня в свете непрестанно дрожит так и ликует, и сладкая вода непрестанно укрощает ее так, а твердость всегда бывает тем телом, которое ее заключает и иссушает. И это возбуждение в твердости и есть звук или виновник звучания; свет же, или молния, создает звонкость, а сладкая вода делает ее кроткою, так что ею можно пользоваться для различения речи.
Заметь здесь еще яснее рождение горького качества: начало горького качества бывает, когда молния жизни восходит в зное в терпкое качество. И когда таким образом молния огня в смешении воды проникает в терпкое качество, то дух огневой молнии схватывает терпкого и твердого духа; и оба вместе они суть буйный, жесткий, яростный источник, бушующий и свирепо рвущийся, подобно пылающей, жестокой ярости. Я могу сравнить его только с ударом грома, когда сначала низвергается на землю яростный огонь и ослепляет людям зрение: этот яростный огонь бывает того же рода, что и сочетание этих двух духов.
Теперь заметь: когда эти духи, огневой и терпкий, борются между собою, то терпкий дух создает жестокую, твердую и холодную терпкость, а огневой — ужасающую, яростную жгучесть. Восхождение же этой жгучести и терпкости производит некоего дрожащего, яростного, ужасающего духа, который неистовствует и бушует, как если бы хотел растерзать Божество.
Но ты должен понять это в точности: таково бывает происхождение качества в самом себе; но посреди своего восхождения этот яростный дух бывает пленен в сладкой воде и укрощен ею; тогда его яростный источник превращается в дрожащий, горький и зеленоватый цвет, подобный зеленоватой тьме, и сохраняет в себе род и свойство всех трех качеств, а именно огневого, терпкого и сладкого, и из этих трех возникает четвертое качество — горькое.
Ибо от огневого качества дух становится дрожащим и жгучим; и от терпкого он становится жестким, терпким, твердым и телесным, так что пребывает прочно; от сладкого же он становится кротким, и яростность превращается в кроткую горечь; теперь он пребывает в роднике семи духов Божиих и непрестанно помогает в рождении шести прочих духов.
Пойми это точно: он в той же мере порождает своего отца и свою мать, как отец и мать порождают его, ибо, родившись телесно, он теперь с терпким качеством непрестанно вновь порождает огонь, и огонь порождает свет, а свет есть молния, непрестанно вновь порождающая жизнь во всех неточных духах, и духи получают от нее жизнь и непрестанно вновь порождают друг друга.
Но здесь ты должен узнать, что дух не может породить другого один и двое их также не могут этого сделать; но рождение духа состоит в действии всех семи духов: шестеро их всегда порождают седьмого, и если бы недоставало одного, то не было бы и другого.
Если же я называю здесь иногда только двух или трех при рождении духа, то я поступаю так ради моей собственной слабости, ибо я не могу вынести их сразу все семь в их совершенстве в моем поврежденном мозгу. Я вижу их поистине все семь; но когда углубляюсь в созерцание их, то в среднем роднике, там, где рождается дух жизни, восходит дух, который либо поднимается выше себя, либо опускается ниже и не может постичь все семь духов Божиих одною мыслию или сразу, но лишь частично.
Каждый дух имеет свой собственный источник, хотя он и порождается прочими; так и разумение человека: хотя он и имеет в себе родник всех семи духов, однако когда дух восходит в каком-нибудь источнике, то человек в этом восхождении всего отчетливее постигает неточных духов именно этого источника, ибо в них этот дух образуется всего сильнее; ибо даже и в Божественной силе дух не проходит в своем восхождении сразу сквозь все семь духов: хотя он и возбуждает их сразу все семь, когда восходит, однако бывает пленен при своем восхождении, так что должен отложить свое великолепие и не может торжествовать над всеми семью. [«В этом существо чувств и мыслей: иначе если бы мысль могла чрез средоточие природы пройти сквозь все образы, то была бы свободна от уз природы».]
Так и в человеке: когда восходит неточный дух, то он возбуждает всех других; ибо он восходит в среднем роднике сердца, где в зное загорается молния света и где дух, восходя в этой молнии, проницает взором всех духов. Но в нашей поврежденной плоти это бывает лишь как блистание в грозе, ибо если бы я мог в плоти моей обнять молнию, которую я хорошо вижу и познаю, какова она есть, то я мог бы и просветить ею и мое тело [«из молнии приходит свет величества»] и оно не было бы более похоже видом на животное тело, а было бы похоже на ангелов Божиих.
Но послушай, друг, подожди еще немного и отдай животное тело в пищу червям: когда же Всеединый Бог возжжет семь духов Божиих в поврежденной земле и тот салиттер, который ты сеешь в землю, окажется невосприимчив к огню, то в твоем отшествии отсюда твои неточные духи снова взойдут в том самом салиттере, который ты посеял, и будут ликовать в нем, и вновь станут телом. Кто же окажется восприимчив к возжженному огню семи духов Божиих, тот останется в нем, и его неточные духи будут восходить в адской муке, что я докажу ясно в своем месте.
Я не могу описать тебе все Божество в одном круге; ибо оно неизмеримо, но не непостижимо для духа, пребывающего в любви Божией; он хотя и постигает Его, но лишь частично: поэтому охватывай одно за другим, и ты увидишь целое. В настоящем повреждении мы не можем подняться выше такого откровения; и высшего не заключает сей мир, ни в начале своем, ни в конце. [«И я также желал бы увидать нечто высшее в сем моем скорбном рождении, чтоб утешился больной мой Адам; но я озираюсь во всем мире и ничего не могу отыскать: все больно, хромо и в язвах и к тому же слепо, глухо и немо».]
Я прочел много писаний высоких учителей, в надежде найти в них основу и истинную глубину; но я ничего не нашел, кроме полумертвого духа, томящегося по здоровью и, однако, не могущего по своей великой слабости прийти в совершенную силу.
И вот я все еще стою, подобно жене, мучащейся родами, и ищу совершенной услады, но нахожу лишь восходящее благоухание, и дух познает в нем, какая сила таится в настоящей усладе, и временно услаждается в своей болезни этим совершенным благоуханием, пока не придет истинный самаритянин, и не перевяжет ему его раны, и не исцелит их, и не отведет его в вечную гостиницу; тогда он насладится также и совершенным вкусом.
Эту траву, о которой я говорю здесь, что ее благоуханием услаждается дух мой, знает не всякий крестьянин, также и не всякий ученый, ибо она столь же неведома первому, как и второму, хотя и растет она во всяком саду, однако в иных садах бывает совсем поврежденной и злою, чему виною качество почвы. Поэтому и не знают ее, и даже дети этой тайны едва знакомы с этой травою, хотя познание ее ценилось высоко от начала мира.
Хотя в иных и пробивался источник, однако вслед за ним вторгалась гордость и повреждала все; он тотчас же не хотел больше писать на родном языке, воображая, что это будет слишком по-детски и что ему надо заявить себя на более важном языке, и тогда мир узнает, какой он большой человек; таким образом он ради своей выгоды все равно что утаивал свое знание и ослеплял глубокомысленными чуждыми названиями, чтобы его не узнали; таким негодным животным бывает диавольское тщеславие.
Но ты, простая мать, порождающая в сей мир всех детей, которые потом в восхождении своем стыдятся и презирают тебя, хотя все же они — твои дети и ты породила их, слушай: так говорит Дух, восходящий в семи духах Божиих, Отец твой: не унывай, вот Я — крепость твоя и сила твоя, Я налью тебе сладостного напитка в старости твоей.
Так как все дети твои, которых ты родила и вспоила в юности их, презирают тебя и не хотят заботиться о тебе в глубокой старости твоей, то Я утешу тебя и дам тебе в глубокой старости твоей юного сына; он останется в доме твоем во все время жизни твоей и будет заботиться о тебе и утешать тебя вопреки всему неистовству и бушеванию гордых детей твоих.
Теперь заметь далее о Меркурии, звуке, или звоне. Все качества берут свое первоначальное происхождение в средине: разумей, там, где рождается огонь; ибо там же восходит и молния жизни всех качеств и пленяется в воде, так что сохраняет свое сияние; затем высыхает в терпкости, так что остается телесной, и ярко сияет.
Заметь здесь: зажги кусок дерева, и ты увидишь тайну: огонь загорается в твердости дерева, и это будет терпкий, твердый источник, источник Сатурна, делающий дерево твердым и грубым. Однако свет, то есть молния, держится не в твердости, иначе и камень мог бы гореть, но свет держится в соке дерева, то есть в воде. Огонь сияет светлым пламенем, пока в дереве есть сок; когда же сок в дереве истреблен, то светлое пламя погасает и дерево становится раскаленным углем.
Теперь смотри: яростность, вспыхивающая в свете, состоит не в воде дерева; но когда зной восходит в твердости, то рождается молния, и она сначала пленяется соком в дереве, и от этого вода становится сияющей; яростность же или горечь рождается посреди твердости и зноя, где и пребывает; и куда достигает молния, то есть пламя огня, туда достигает также и ярость горечи, которая есть сын твердости и зноя.
Но ты должен ведать ту тайну, что горечь уже заранее содержится в дереве; иначе яростная горечь не рождалась бы так молнийно в природном огне.
Ибо как рождается тело огня при зажигании дерева, так же рождается и дерево в земле и над землею.
Но если бы яростность рождалась в сияющем свете, то она, конечно, достигала бы так же далеко, как и блеск света; но это не бывает так; на самом же деле молния есть мать света, ибо молния рождает из себя свет; она есть отец ярости, ибо ярость пребывает в молнии, как семя в отце; и эта же молния порождает также и звук, или звон.
Когда молния исходит из твердости и зноя, то твердость производит в ней стук, а зной — звон; и свет в молнии делает звон этот ясным, а вода — кротким, а терпкость или твердость пленяет его в себе и иссушает, так что он становится телесным духом во всех качествах. Ибо каждый из семи духов Божиих чреват всеми семью духами, и все они один в другом как единый дух, и ни один не бывает вне другого; однако таково рождение их в самих себе, и так рождает один другого в себе и через себя, и это рождение протекает так от вечности и до вечности.
Здесь я хочу предупредить читателя, чтобы он правильно рассматривал Божественное рождение. Ты не должен думать, будто один дух стоит возле другого, подобно тому, как ты видишь звезды на небе одну возле другой; нет, но они все семь друг в друге как единый дух; как ты можешь видеть это на примере человека: у него много разных мыслей от действия духов Божиих, которые сплачивают внутри его тело; но ты должен признать (если ты только не безрассуден), что каждый член в целом теле обладает силою другого.
Но в каком качестве пробуждаешь ты духа и призываешь к качествованию, сообразно тому качеству восходят также и мысли и управляют умом. Пробуждаешь ли ты духа в огне, в тебе вскипает тогда горький и жестокий гнев, ибо как скоро огонь бывает зажжен, а это происходит в твердости и яростности, так закипает в молнии горькая яростность.
Ибо когда ты в теле твоем восстаешь против чего-либо, будь то против любви или гнева, ты зажигаешь качество того, против чего ты восстал, и оно горит в твоем сплоченном воедино духе, но тот же неточный дух пробуждается и в молнии. Ибо когда ты смотришь на что-либо, что тебе не нравится или что тебе враждебно, то ты вздымаешь родник своего сердца, как если бы взял камень и ударил по огниву; и если искра западает в сердце, то загорается огонь; сначала он тлеет, но если ты еще сильнее возбудишь родник сердца, то это как если бы ты стал раздувать огонь, пока не разгорится пламя; тогда пора гасить, иначе огонь возрастет и начнет жечь, и поедать, и вредить ближним своим.
Ты спросишь теперь: как же погасить зажженный огонь? Слушай: в тебе есть сладкая родниковая вода, полей ею на огонь, и он погаснет; если же ты оставишь его гореть, то он истребит у тебя сок во всех семи неточных духах, так что ты иссохнешь; когда же это случится, ты станешь обугленною головнею и кочергою адского пожара и тебе не будет помощи вовеки.
Когда же ты смотришь на что-либо, что тебе любо, и пробуждаешь дух в сердце, то зажигаешь в сердце огонь, горящий сначала в сладкой воде, как рдеющий уголь. И пока он тлеет, он бывает в тебе только кротким желанием и не сжигает тебя; но если ты еще сильнее возбудишь свое сердце и зажжешь сладкий источник, так что он станет горящим пламенем, то ты зажжешь и всех неточных духов: тогда все тело горит и огонь передается устам и рукам.
Этот огонь всего вреднее и больше всего причинил гибели от начала мира, и его очень трудно погасить, ибо когда он бывает зажжен, то горит в сладкой воде, в молнии жизни, и должен быть погашен горечью; а горечь — лишь жалкая вода и гораздо больше огонь, нежели вода. И потому душа бывает очень печальна, когда человек должен покинуть то, что горит в его любовном огне, в сладкой родниковой воде.
Но надлежит тебе ведать, что ты сам свой господин в управлении твоею душою: никакой огонь не восходит в окружности твоего тела и духа, если ты сам не возбудишь его. Правда, что все духи твои кипят в тебе и восходят в тебе и что один дух, конечно, имеет в тебе всегда большую власть и силу, нежели другой; ибо если бы в одном человеке правление духов было таким же, как и в другом, то у нас у всех были бы одна воля и один образ; но они все семь находятся во власти твоего сплоченного воедино духа, каковой дух зовется душою. [«Она заключает в себе первое Начало, дух души — второе и дух звезд в стихиях — третье, а именно сей мир».]
И когда восходит огонь в одном из неточных духов, то это не бывает скрыто от души, и она может тотчас же пробудить других неточных духов, противоположных зажженному огню, и погасить его. Если же огонь становится слишком силен, то у нее есть своя тюрьма, куда она может заключить зажженного духа, а именно в твердое терпкое качество; и другие духи принуждены быть его тюремщиками, пока не пройдет его гнев и не погаснет огонь.
Заметь, как это бывает: когда неточный дух слишком сильно влечет тебя к какой-нибудь вещи, противной законам природы, то возьми этого духа и брось его в тюрьму; это значит: отврати сердце твое от временного сладострастия, от обжорства и пьянства, от богатств сего мира и подумай, что сегодня день кончины твоего тела; отвратись от развратной пышности мира, усердно воззови к Богу и предайся Ему.